В этой саге пространно разработана та же тема плавания в чудесную страну, что и в «Плавании Брана». Но состав ее — весьма сложного происхождения. Ясно проступают христианские элементы, как, например, рассуждения о грехе (гл. VI), образы анахоретов (гл. IX и X), мораль прощения врагам (гл. XI) и т. д. Однако все это, несомненно, позднейшие наслоения, основа же сказания — древнеязыческая, как видно из встречающихся несколько раз образов блаженной страны или острова женщин (особенно в гл. VIII). Равным образом наслоениями являются черты, заимствованные из античности и своебразно преломившиеся в ирландской фантазии, как, например, Циклоп (гл. VII) или птица Феникс (гл. IX).
Автор этой осложненной версии, назвавший в конце свое имя Айд Светлый, сочинил (вернее, переработал) эту сагу в X веке. Но более простая и, без сомнения, менее христианизованная версия ее существовала, по некоторым данным, уже в VII веке, если не раньше. Композиция саги — весьма свободная: эпизоды, то контрастирующие, то дополняющие друг друга, изобилуют повторениями. Но в этой наивной бессвязности рассказа есть своя прелесть: она превосходно передает чувство беспомощности путников, носимых судьбою по волнам беспредельного и жуткого, полного диковин океана.
I
Происхождение Майль-Дуйна и цель его плавания.
Был знаменитый муж из рода Эоганахтов Нинусских, с Аранских островов, по имени Айлиль Острие Битвы. Могучим воином был он, вождем своего рода и племени. И встретилась ему молодая монахиня, аббатиса женского монастыря. У них родился прекрасный сын — Майль-Дуйн, сын Айлиля. Вот как случилось, что был зачат и рожден Майль-Дуйн.
Однажды король области Эоганахтов отправился в набег на другую область и взял с собой Айлиля Острие Битвы. Они распрягли коней и расположились на отдых на холме. Неподалеку от холма был женский монастырь. В полночь, когда все затихло в лагере, Айлиль пробрался в монастырскую церковь. В это же время пришла туда и монахиня, чтобы звонить в колокол, созывая на всенощную. Айлиль схватил ее за руку, бросил на землю и овладел ею. Сказала ему женщина:
— Горестна судьба моя: теперь родится у меня ребенок. Из какого ты племени и как имя твое?
Отвечал воин:
— Айлиль Острие Битвы — имя мое; я из племени Эоганахтов, из северного Мумана.
После этого король, разорив страну и взяв заложников, вернулся с Айлилем в свою область. Вскоре после того, как Айлиль вернулся в свой дом, морские разбойники убили его: они сожгли над его головой церковь в Дубклуайне. А женщина по прошествии девяти месяцев родила на свет сына и дала ему имя — Майль-Дуйн. Мальчик был тайно отвезеи к королеве, подруге матери, и та его воспитала под видом собственного сына. Был он воспитаи своей приемной матерью в той же колыбели, вскормлеи той же грудью, взращеи на тех же коленях, что и три королевских сына.
Прекрасеи стал он обликом: вряд ли можно было найти другое существо из человеческой плоти столь же прекрасное, как он. Велики были блеск его в военных упражнениях, доблесть духа, ловкость в играх. Во всех состязаниях превосходил он своих сверстников — и в бросании меча, и в беге, и в прыжках, и в метании камней, и в скачке на коне. Из всех их выходил он победителем.
Однажды один воин, завидовавший ему, в минуту гнева сказал:
— Эй ты, победитель во всех состязаниях, на суше и на море, и в игре в шахматы,- а ведь никто не знает, какого ты рода-племени и кто твон отец и мать!
Майль-Дуйн замолчал. До этого времени он считал себя родным сыном короля и королевы, своих приемных родителей. Он пошел к ним и сказал:
— Я не буду ни есть, ни пить до тех пор, пока вы не скажете мне, кто мои мать и отец.
— К чему этот вопрос? — отвечала королева.- Не принимай к сердцу слова дерзких юношей. Я — твоя мать. Ни одна женщина не любит сына сильнее, чем я тебя.
— Возможно, что так,- сказал он,- но все же ты должна назвать мне моих родителей.
Тогда приемная мать отвела Майль-Дуйна к его матери. Он стал требовать, чтобы та назвала ему имя отца.
— Глупый,- сказала она ему,- если ты и узнаешь его, никакой пользы и радости тебе от этого не будет, ибо он давно уже умер.
— А все-таки я хочу знать,- отвечал он,- кем бы он ни оказался.
Тогда мать сказала ему всю правду:
— Анлиль Острие Битвы был твой отец, из рода Эоганахтов Нинусских.
Майль-Дуйн отправился на родину своего отца, чтобы получить свое наследство, и его молочные братья пошли вместе с ним. Прекрасные были они воины. Родичи, которых он нашел, приветствовали его и оказали ему радушный прием.
Через некоторое время случилось, что несколько воинов стали метать камни на кладбище церкви в Дубклуайне. И Майль-Дуйн вместе с ними тоже метал камни в развалины церкви, упершись ногой в один из обгорелых камней. Один клирик с ядовитым языком, по имени Брикне, сказал ему:
— Лучше бы тебе было отомстить за человека, который был сожжеи здесь, чем бросать камни в его сухие, обуглившиеся кости.
— Что же это был за человек? — спросил Майль-Дуйн.
— Айлиль,- был ему ответ,- твой родной отец.
— Кто же его убил? — спросил Майль-Дуйн.
— Разбойники из Лайгиса,- отвечал Брикне.- Они убили его на этом самом месте.
Майль-Дуйн выпустил камень из своей руки и завернулся весь со всем оружием своим в плащ; в скорбь погрузился он. Погодя, он спросил, какая дорога ведет в Лайгис, и сведущие люди ответили ему, что добраться туда можно только морем.
Тогда он отправился в область Коркомруад, чтобы испросить у друида, жившего там, добрых чар и напутствия, перед тем как начать строить корабль. Нука было имя друида, и отсюда название местности той — Бойрен-Нука. Друид назвал Майль-Дуйну счастливый день для постройки корабля и число людей, которые должны были сесть в него, именно семнадцать человек (а по другим сведениям — шестьдесят): ни на одного человека не должно было быть ни больше, ни меньше. Затем он определил ему день для отплытия.
Майль-Дуйн соорудил корабль из трех кож, и все путники приготовились к отплытию. В числе других были среди них Гермаи и Диуран-стихотворец.
Они отплыли в тот самый день, который был указаи друидом. Но едва они, подняв парус, отдалились немного от земли, как на берег прибежали три молочных брата Майль-Дуйна, сыновья его приемных родителей. Они принялись кричать, чтобы он вернулся и взял их с собой.
— Возвращайтесь обратно! — крикнул им Майль-Дуйн.- Если бы мы и причалили к берегу, то не взяли бы вас с собой, ибо должны ехать ровно столько человек, сколько нас есть.
— Мы бросимся в море вслед за тобой и потонем, если ты не заберешь нас,- отвечали они.
И с этими словами все трое действительно бросились в море и — отплыли очень далеко от земли. Видя это, Майль-Дуйн, чтобы они не потонули, направился к ним и забрал их на свой корабль.
II
Майль-Дуйн находит на одном острове убийц своего отца, но буря уносит его корабль в море
В этот день они плыли до вечера, а затем снова до полуночи, пока не встретили два маленьких пустынных острова, с двумя замками на них. Из замков доносились до них шум и пьяные крики: это были воины, хваставшиеся своими победами. И слышно было, как один говорил другому:
— Отступи в сторону! Мои подвиги выше твоих, ибо это я убил Айлиля Острие Битвы и сжег церковь в Дубклуайне над его головой. И не было мне с тех пор никакой беды от его родичей. Ты никогда ничего подобного не совершал!
— Победа в наших руках! — воскликнули Герман и Диуран-стихотворец.- Бог прямым путем привел нас сюда, он направил наш корабль. Пойдем и разрушим эти два замка, раз бог открыл нам наших врагов!
В то время как они говорили это, сильный ветер налетел и угнал их корабль в открытое море на всю ночь, до утра. Утром же они не увидели перед собой ни земли, ни берега и не знали в какую сторону направиться. Сказал Майль-Дуйн:
— Не будем искать пути: пусть бог сам направит наш корабль, куда захочет.
И они поплыли по великому, бесконечному океану. Майль-Дуйн сказал своим молочным братьям:
— Это вы причина того, что случилось, ибо вы сели на корабль вопреки запрету ведуна-друида. Он сказал нам, что число людей на корабле должно быть не большим, чем какое было до вашего прихода.
Ничего не ответили они ему и на некоторое время погрузились в молчание.
III
Остров гигантских муравьев.- Остров больших птиц.- Чудовищный конь.- Скачка демонов
Три дня и три ночи пробыли они в море, не видя ни земли, ни берега. На утро четвертого дня они заслышали шум, доносившийся с северо-востока.
— Это шум волны, бьющей о берег,- сказал Герман. Когда рассвело, они увидели, что подплыли к земле. В то время как они бросали жребий, кому сойти на берег, внезапно появилась громадная стая муравьев, величиной с жеребенка каждый, двинувшаяся на них по берегу и даже по воде: они хотели съесть их вместе с кораблем. Странники поспешно отчалили и снова носились по волнам три дня и три ночи, не видя пред собой пи земли, ни берега.
Наутро четвертого дня они заслышали шум волны, бьющей о берег, и, когда рассвело, увидели большой высокий остров. По краям его были уступы, постепенно спускавшиеся к воде. На каждом из них росли ряды деревьев, на которых сидело множество больших птиц. Путники стали совещаться между собой, кому сойти на берег, чтобы осмотреть остров и узнать, не опасны ли птицы.
— Я сойду,- сказал Майль-Дуйн.
Он сошел на берег, осмотрел остров и не нашел там ничего опасного. Они утолили голод птицами и набрали множество их в запас себе на корабль.
И снова провели они в море три дня и три ночи. Наутро четвертого дня они завидели другой большой остров, с песчаной почвой. Когда они приготовились уже было сойти на берег, они заметили на нем животное, похожее на коня. У него были лапы как у пса, с твердыми и острыми копытами. Увидев их, зверь выказал большую радость, ибо он хотел съесть их вместе с кораблем.
— Он не прочь был бы добраться до нас,- сказал Майль-Дуйн.- Бежим скорей от этого острова!
Так они и сделали. Когда зверь заметил их бегство, он побежал к берегу, стал рыть землю своими острыми копытами и бросать в них камни. Они же поспешили спастись от него.
Долго плыли они после этого, пока не завидели перед собой большой плоский остров. Злой жребий сойти и осмотреть этот остров выпал Герману.
— Я пойду вместе с тобой,- сказал Диуран-стихотворец.- Зато в другой раз ты пойдешь со мной, когда настанет мой черед идти на разведку.
Итак, они сошли вдвоем на остров. Велик был он в глубину и в ширину. Они набрели на длинную, обширную лужайку со следами громадных конских копыт на ней. Шириной с корабельный парус был каждый конский след. Им попались также скорлупки огромных орехов и остатки от пиршества человеческим мясом. Они пришли в ужас от того, что увидели, и позвали своих спутников, чтобы они тоже посмотрели. Те также пришли в ужас от того, что увидели, и все с крайней быстротой и поспешностью сели обратно на корабль.
Не успели они далеко отъехать от острова, как увидели огромную толпу существ, которые устремились с моря на остров и, достигнув лужайки, принялись скакать по ней верхом. Кони их носились быстрее ветра, и наездники при этом кричали громкими голосами. Майль-Дуйи услышал удары плетей и различил возгласы:
— Подайте мне серого коня!
— Вот бурый конь!
— Подайте мне белого!
— Мой конь быстрее!
— Мой скачет лучше!
Когда Майль-Дуйн и его спутники услышали это, они изо всех сил поспешили прочь, ибо им стало ясно, что они видят сборище демонов.
IV
Дом с лососем.- Чудесные яблоки.- Вращающийся зверь.- Бой коней.- Огненные животные и золотые яблоки
Целую неделю плыли они после этого, страдая от голода и жажды, пока не завидели большой, высокий остров с домом на самом берегу. Одна дверь дома выходила на равнину посреди острова, другая — на море. Эта последняя была завалена камнем; в нем было просверлено отверстие, через которое волны загоняли лосося: внутрь дома.
Путники вошли в дом и ничего не нашли в нем. Они заметили там ложе, приготовленное для хозяина дома, и еще три ложа для троих его людей, а кроме того — пищу перед каждым ложем и по стеклянному кувшину с добрым пивом, а подле каждого кувшина — по стеклянной чашке. Они насытились этой пищей и пивом и возблагодарили всемогущего бога, спасшего их от голодной смерти.
Покинув этот остров, они долгое время плыли без пищи, страдая от голода, пока не достигли другого острова, окруженного со всех сторон громадными скалами. На этом острове был лес, длинный и узкий, очень длинный и очень узкий. Проплывая вдоль берега мимо этого леса, Майль-Дуйи протянул руку и отломил одну ветвь. Три дня и три ночи оставалась ветвь в его руке, пока корабль под парусами огибал скалы, а на третий день на конце ветви появилось три яблока. Каждого яблока хватило, чтобы насытить их всех в течение трех дней.
После этого они приплыли к другому острову, с каменной оградой вокруг него. Когда они совсем приблизились к нему, пред ними появился громадный зверь, который принялся бегать вокруг острова. Майль-Дуйну казалось, что он бегает быстрее ветра. Затем зверь устремился на самое высокое место острова и стал там, вытянувшись, головой вниз, ногами вверх. Вот что он при этом делал: он то вращался сам внутри своей кожи, то есть его тело и кости вращались, а кожа оставалась неподвижной; то, наоборот, кожа его вращалась снаружи, как мельница, в то время как тело и кости оставались неподвижными.
Пробыв долгое время в таком состоянии, зверь вскочил на ноги и опять принялся бегать по острову, как и раньше. Затем он возвратился на прежнее место и стал проделывать то же самое, но так, что теперь нижняя половина кожи оставалась неподвижной, а верхняя вращалась, как мельничный жернов. Таким упражнениям предавался он всякий раз в промежутках между бегом по острову.
Майль-Дуйн и его спутники поспешно убежали. Зверь заметил их бегство и помчался к берегу, чтобы схватить их. Они успели отчалить, когда зверь достиг берега, и тогда он стал яростно швырять в них прибрежными камнями. Один камень пробил насквозь щит Майль-Дуйна и упал на корму корабля.
Вскоре после этого они встретили другой остров, большой и прекрасный, со множеством животных на нем, похожих на коней. Они вырывали друг у друга куски мяса, так что потоки алой крови текли из их боков, заливая всю землю. Майль-Дуйн и его спутники быстро, поспешно, стремительно покинули этот остров, опечаленные, расстроенные, угнетенные виденным ими. И они не знали, куда теперь направить путь и где искать утешения, добрую землю и берег.
После долгих страданий от голода и жажды, растерянные и истомленные, уже потеряв всякую надежду на спасение, они достигли, наконец, другого большого острова. Много деревьев было на нем, покрытых плодами: то были золотые яблоки. Красные животные вроде свиней бродили под деревьями. Они подходили к деревьям и ударяли в них задними ногами, так что яблоки падали, и тогда они их поедали. А после захода солнца они прятались в пещеры и не выходили оттуда до рассвета.
Множество птиц плавало по волнам вокруг острова. С самого утра до середины дня они плыли, удаляясь от острова, с середины же дня до вечера плыли обратно к острову и достигали его с заходом солнца, после чего чистили и поедали яблоки.
— Пойдем на остров, туда, где птицы,- сказал Майль-Дуйн.- Нам нетрудно сделать то же, что делают они.
Один из них сошел на остров, чтобы осмотреть его, и потом позвал к себе в подмогу одного из товарищей. Почва острова была совсем раскалена под их ногами, так что трудно было из-за жары долго на ней оставаться: это была огненная земля, ибо животные из своих пещер нагревали ее.
Путники, однако, смогли захватить несколько яблок, которые съели затем на корабле.
На рассвете птицы покинули остров и поплыли от него по морю, а огненные животные вылезли из пещер и стали поедать яблоки до самого захода солнца. А потом, когда они опять ушли в свое убежище, птицы снова появились вместо них и стали поедать яблоки. Тогда Майль-Дуйн и его спутники пришли и собрали все яблоки, сколько их нашлось в ту ночь, и благодаря этому предохранили себя от голода и жажды на некоторое время. Они нагрузили свой корабль этими яблоками, весьма им понравившимися, а затем снова пустились в море.
V
Замок волшебного кота.- Перекрашивающий остров.- Остров с огромными свиньями, безрогими быками и огненной рекой.- Страшная мельница
Когда яблоки кончились и путники снова начали страдать от голода и жажды, а рты и носы их наполнились горечью морской, они завидели небольшой остров с замком на нем, окруженным белой стеной, сделанной словно из известки, как будто из одной сплошной массы ее. Высока была эта стена — чуть не доходила до облаков. Вход в замок был открыт. Около вала было несколько больших домов, белых как снег.
Они вошли в самый большой из домов и не нашли там никого, кроме маленького кота, который играл на четырех каменных столбах, бывших внутри дома: он перепрыгивал с одного из них на другой. Он едва посмотрел на вошедших и не прерывал своей игры.
Затем они заметили множество предметов, прикрепленных в три ряда вдоль стен, от одной двери к другой. Первый ряд состоял из золотых и серебряных пряжек, острия которых были воткнуты в стену. Второй — из золотых и серебряных ожерелий, величиной с обруч бочонка каждое. Третлй ряд составляли большие мечи с золотыми и серебряными рукоятями.
Комнаты были полны белых одеял и одежд ярких цветов. Были там еще жареная говядина и ветчина, а также большие кувшины с прекрасным хмельным пивом.
— Не для нас ли все это приготовлено? — спросил Майль-Дуйн, обращаясь к коту.
Тот быстро на него взглянул и продолжал свою игру. Майль-Дуйи понял из этого, что угощение было приготовлено для них. Они поели, попили и легли спать. Остатки пива они перед этим слили в кувшины, а остатки пищи тщательно прибрали.
Когда они собрались уходить, один из молочных братьев сказал Майль-Дуйну:
— Не взять ли мне одно из этих ожерелий?
— Нет,- ответил ему Майль-Дуйн,- этот дом не без сторожа.
Тот все же взял ожерелье. Кот, следивший за ним, дал ему пройти полпути до выхода, затем бросился на него, как огненная стрела, и сжег, обратив в пепел, после чего снова вернулся на свой столб.
Майль-Дуйн успокоил кота ласковыми словами, повесил ожерелье на прежнее место, собрал пепел с земли и бросил его на прибрежные скалы. После этого они сели на корабль, благодаря и восхваляя господа.
Наутро четвертого дня после этого завидели они другой остров, с медной изгородью, разделявшей его пополам. Там были огромные стада овец: по одну сторону изгороди — черных, по другую — белых. Они увидели также огромного роста человека, который распределял овец. Когда он перебрасывал белую овцу через изгородь на ту сторону, где было черное стадо, она тотчас же становилась черной. Когда же он перебрасывал на другую сторону черную овцу, она тотчас становилась белой. Путники пришли в ужас от того, что увидели.
— Вот что мы сделаем,- сказал Майль-Дуйн.- Бросим две ветки на остров. Если они также изменят цвет, значит, и с нами случится то же самое, если мы сойдем на остров.
Они бросили ветку с черной корой на ту сторону, где были белые овцы, и она тотчас же стала белой. Затем, ободрав кору с другой ветки, так что она сделалась белой, они бросили ее на ту сторону, где были черные овцы,- и она тотчас стала черной.
— Не предвещает нам ничего доброго это испытание,- сказал Майль-Дуйн.- Не будем высаживаться на этот остров. Без сомнения, и с нашей кожей там будет не лучше, чем с ветками.
И в страхе великом они отплыли от острова.
На четвертый день после этого завидели они другой большой, обширный остров, на котором было стадо прекрасных свиней огромных размеров. Они убили маленького поросенка и не в силах были стащить его к себе на корабль, чтобы сварить его. Они все собрались вокруг него, изжарили на месте и по кускам отнесли на корабль.
Затем они заметили на острове большую гору и решили взобраться на нее, чтобы осмотреть остров с ее вершины. Когда Диуран-стихотворец и Гермаи направились к этой горе, им пересекла путь река, очень широкая, но такая мелкая, что можно было перейти ее вброд. Гермаи опустил древко своего копья в реку, и оно тотчас испепелилось, словно сожженное огнем. Они не пошли дальше.
По другую сторону реки они заметили стадо огромных безрогих быков и громадного роста человека, сидящего подле них. Герман ударил своим копьем в щит, чтобы испугать быков.
— К чему пугать глупых телят? — сказал великан-пастух.
— А где матери этих телят? — спросил Герман.
— По ту сторону этой горы,- отвечал тот.
Диуран и Герман вернулись к своим спутникам и рассказали им все, что видели. После этого они снова поплыли.
Немного погодя они встретили остров, на котором была огромная уродливая мельница, а возле нее — страшного вида великан-мельник.
— Что это за мельница? — спросили они его.
— Неужели вы сами не знаете? — сказал он.
— Не знаем,- отвечали они.
— Половина зерна вашей страны мелется здесь,- сказал он.- Все, что приносит горесть, мелется на этой мельнице.
Они увидели, как тяжелые, бесчисленные грузы на лошадях и на плечах тащились на мельницу и выезжали из нее; но все то, что выходило из мельницы, направлялось на запад. И снова они спросили:
— Как же зовется эта мельница?
— Мельница Инбер Тре-Кенан,- ответил им мельник. Увидев и услышав все это, они осенили себя крестным знамением и вернулись на свой корабль.
VI
Остров черных плакс.- Остров с чудесной пищей.- Волшебный мост и прекрасная хозяйка
Отплыв от острова с мельницей, они достигли другого большого острова с множеством людей на нем. Черны были и кожа и одежды их. На головах у них были сетки, и они беспрерывно стонали. Злой жребий сойти на остров выпал одному из двух оставшихся молочных братьев Майль-Дуйна. Как только приблизился он к плакавшим людям, он тотчас же почернел, как они, и принялся вместе с ними плакать. Послали двух других людей, чтобы привести его обратно, но они не узнали его среди других и сами принялись так же стонать.
Сказал тогда Майль-Дуйн:
— Пусть четверо из вас с оружием пойдут туда и силой приведут наших людей обратно. Не смотрите ни на землю, ни в воздух; прикройте плащами носы и рты ваши, не вдыхайте воздуха той земли и глядите все время только на ваших товарищей.
Они так и сделали: пошли вчетвером и силой привели своих двух товарищей. Когда тех спросили, что они видели на той земле, они ответили:
— Мы ничего не знаем и не помним. Мы только должны были делать то же самое, что и люди той земли.
И они поспешно отплыли от этого острова.
После этого они достигли другого, высокого острова, разделенного четырьмя изгородями на четыре части. Одна изгородь была из золота, другая из серебра, третья из меди, четвертая из стекла. В одном отделении находились короли, в другом королевы, в третьем воины, в четвертом молодые девушки.
Одна из девушек вышла им навстречу, помогла им сойти на берег и предложила пищу. С виду эта пища была похожа на сыр, но каждый нашел в ней вкус того кушанья, какого желал. Они разделили между собой напиток, поданный им в маленьком кувшине, и его с избытком хватило на всех, так что они охмелели и проспали три дня и три ночи. Девушка же охраняла их в течение всего этого времени.
Когда они на четвертый день пробудились, то оказались среди моря, на своем корабле. Не видно было больше ни острова, ни девушки. И они поплыли дальше.
Затем они добрались до другого, небольшого острова. На нем была крепость с воротами из чистой бронзы. Стеклянный мост вел к ней. Они несколько раз пытались перейти мост, но всякий раз какая-то сила отбрасывала их назад. Они увидели, как из замка вышла женщина с ведром в руках. Она приподняла стеклянную плиту в нижней части моста, набрала в ведро воды из ручья, протекавшего под мостом, и вернулась в замок.
— Вот славная хозяйка для Майль-Дуйна! — воскликнул Герман.
— Конечно, для Майль-Дуйна! — сказала она, захлопывая за собой дверь.
Они стали тогда стучать в бронзовые украшения моста. Эти удары зазвучали сладкой, нежной музыкой, от которой они впали в сон, длившийся до самого утра. Когда они пробудились, то увидели, что та же самая женщина, выйдя из замка, черпает ведром воду под той же плитой.
— Опять идет к Майль-Дуйну его хозяйка!- сказал Герман.
— Высок и славен Майль-Дуйн предо мной! — ответила она, запирая ворота замка за собой.
И снова та же музыка повергла их в сон до следующего утра. Так повторялось три дня. На четвертое утро женщина направилась к ним. Прекрасна была она. Белый плащ облекал ее; золотой обруч обрамлял ее золотые волосы; на ее розовых ногах были серебряные сандалии; серебряная пряжка с золотыми украшениями скрепляла ее плащ, и сорочка из тонкого шелка покрывала ее белую кожу.
— Привет тебе, о Майль-Дуйн! — сказала она и затем приветствовала по очереди всех остальных, назвав каждого
по имени.
— Давно уже знали мы о приезде вашем и поджидали вас,- прибавила она.
Затем она повела их в большой дом, находившийся около моря, и втащила их корабль на берег. Они нашли в доме отдельное ложе для Майль-Дуйна и по одному ложу на каждых троих из них.
Она принесла им в корзине пищу, с виду похожую сыр или творог, и дала по куску ее на каждых троих. И каждый нашел в ней вкус того кушанья, какого желал. Майль-Дуйну она прислуживала в отдельности. Она наполнила кувшин водою из того же источника и подала по кружке каждым троим из них. Когда же она заметила, что они достаточно насытились и утолили жажду, то перестала угощать их.
— Вот подходящая жена для Майль-Дуйна,- сказали они друг другу.
После этого она вышла, унеся с собой кувшии и ведро. Спутники Майль-Дуйна сказали ему:
— Не поговорить ли нам с ней? Может быть, она согласится разделить с тобой ложе?
— Какая беда может выйти от того, что вы поговорите с нею? — сказал Майль-Дуйн.
Когда она на следующий день пришла к ним, они сказали ей:
— Не хочешь ли ты выказать любовь к Майль-Дуйну и разделить с ним ложе? Почему бы тебе не остаться здесь с ним на эту ночь?
Но она ответила им, что ей неведом грех и что она никогда не знала его; и с этим она ушла от них. На другой день она в обычный час снова явилась к ним, чтобы угощать и ухаживать за ними. Когда они насытились и охмелели, они опять завели с ней речь о том же.
— Завтра я вам дам ответ,- сказала она.
Она удалилась, и они опять легли спать на своих ложах. Когда же они пробудились, то увидели себя на корабле. Возле скалы, и не видно было ни острова этого, ни замка, ни женщины, ни места, где они были перед тем.
VII
Говорящие птицы.- Остров с отшельником.- Чудесный источник.- Кузнецы-великаны.- Стеклянное море.- Облачное море.- Робкие островитяне
Проплыв немного, они заслышали доносившиеся с северо-востока громкий крик и пение как будто псалмов. Всю эту ночь и следующий день до середины его они плыли и всё не могли понять, что это за крик и пение. Наконец они увидели высокий, гористый остров, покрытый черными, коричневыми и пестрыми птицами, которые кричали и громко разговаривали между собой.
Они немного отплыли от него и натолкнулись на другой, небольшой остров. На нем было много деревьев, а на них — большая стая птиц.
Кроме того, они увидели там человека, одеждой которого были лишь его волосы. Они спросили его, кто он такой и из какого племени.
— Я из мужей Ирландии,- отвечал он им.- Я отправился в паломничество на маленьком кораблике. Едва я отдалился от земли, как моя ладья сломалась подо мной. Тогда я вернулся на землю, взял под ноги кусок дерна и пустился на нем в море. Господь укрепил для меня здесь этот кусок дерна. С тех пор он увеличивает его каждый год на одну пядень, и каждый год на нем вырастает по дереву. Птицы, которых вы видите на деревьях, это души моих детей и моих родичей, как мужчин, так и женщин, и они ждут здесь Судного дня. Бог дал мне полхлеба, ломтик рыбы и воду из источника: все это я получаю каждый день через его ангелов. В середине дня другая половина хлеба и ломтик рыбы появляются для всех этих мужчин и женщин, а также и вода из источника в количестве, достаточном для всех.
Пробыв там три дня и три ночи, они простились с отшельником, который сказал им при этом:
— Все вы достигнете родины, кроме лишь одного из вас.
Через три дня после этого они добрались до острова, окруженного стеной, основание которой было белое, как пух. Они заметили на острове человека, одеждой которого были лишь его волосы. Они спросили его, чем питает он свое тело. Отвечал он:
— Есть источник на этом острове. По средам и пятницам он струит сыворотку или воду; но по воскресеньям и в дни святых он дает доброе молоко, а в дни апостолов, Марии, Иоанна Крестителя и в другие большие праздники — пиво и вино.
После полудня господь послал каждому из них по полхлебца и по куску рыбы, и они утолили свою жажду водой, которую давал источник на острове. После этого они впали в глубокий сон, длившийся до следующего утра. После того как они провели у отшельника три дня, он приказал им двинуться дальше в путь. И, простившись с ним, они отплыли.
Долгое время пробыли они затем на море, пока не увидели вдали остров; приблизившись к нему, они услышали шум, какой производят не менее трех или четырех кузнецов, бьющих молотами железо на наковальне. Подъехав поближе, они услышали, как один человек спрашивал другого:
— Они уже близко?
— Да,- отвечал другой.
— А кто они такие, плывущие к нам? — опять спросил первый.
— С виду какие-то ребятишки в лодчонке,- был ему ответ.
Когда Майль-Дуйн услышал, что говорили кузнецы, он сказал:
— Едем скорей назад и не будем поворачивать корабль, чтобы они не заметили нас, а поплывем кормой вперед.
Так они и сделали. Опять спросил первый из кузнецов:
— Ну как, близко они теперь от берега?
— Они стоят на месте: не двигаются ни вперед, ни назад.
Немного погодя, первый опять спросил:
— А теперь что они делают?
— Мне кажется,- отвечал наблюдавший,- что они уплывают от нас. Как будто они теперь дальше от берега, чем раньше.
Тогда кузнец вышел из кузницы, захватив щипцами громадную глыбу раскаленного железа. Он метнул ее в море в направлении корабля, и все море закипело. Но он не попал в корабль. И они уплыли со всей боевой силой быстро, поспешно, далеко в великий океан.
Проплыв затем некоторое время, они попали в море, похожее на зеленое стекло. Так велика была его прозрачность, что видны были мелкие камешки и песок на дне его. Не видно было ни чудовищ, ни животных между скал — одни только голые камешки и зеленый песок. Долго они плыли по этому морю. Велики были красота и блеск его.
Затем они попали в другое море, похожее на облако: им казалось, что оно не может выдержать их корабль. На дне моря, под собой, они видели крытые здания и прекрасную страну. Еще заметили они там громадного зверя, страшного, чудовищного, сидевшего на дереве, и пастухов со стадом, расположившихся вокруг дерева, а рядом с деревом — вооруженного человека со щитом и копьем.
Когда он заметил громадного зверя, сидевшего на дереве, он кинулся бежать от него. Зверь же, не слезая с дерева, вытянул шею, достал головой до спины ближайшего быка, втащил его к себе на дерево и пожрал в одно мгновение. Стадо и пастухи бросились бежать.
Когда Майль-Дуйн и его спутники увидели это, ужас и трепет еще сильнее охватили их, ибо им казалось, что они не смогут переплыть это море, не упав на дно: рыхлой, как облако, казалась вода его. Все же после многих опасностей они проплыли его.
Дальше встретили они другой остров, море дыбилось кругом, образуя гигантскую ограду вокруг него. Когда жители острова завидели плывущих, они стали кричать; «Вот они! Вот они!» — до потери голоса.
Майль-Дуйн и его спутники увидели множество людей и большие стада коров, лошадей и овец. Одна женщина стала бросать в плывущих громадные орехи, которые оставались на поверхности воды. Путники подобрали множество этих орехов и взяли с собой. Когда они отплыли, крик прекратился.
— Где они теперь? — спросил человек, пришедший на крик.
— Они удалились,- отвечали несколько человек.
— Это не они,- сказали другие.
Видимо, жители острова ждали каких-то других людей, которые могли разорить остров и прогнать их оттуда.
VIII
Поток-радуга.- Серебряный столи с сетью.- Остров на ножке.- Остров прекрасных женщин
После этого они достигли другого острова, где им предстало удивительное зрелище. Большой поток поднимался из моря у берега, по одну сторону острова; затем он струился по воздуху, как радуга, и опускался по другую сторону острова. Путники прошли под потоком, не замочив себя. Они вонзали копья в поток, и оттуда падали вниз, на землю, громадные лососи. И весь остров наполнился запахом рыбы, ибо невозможно было собрать ее всю — так много ее было.
С вечера воскресенья до полудня понедельника поток не струился, а оставался неподвижным, лежа в море дугой около острова.
Путники забрали с собой самых крупных лососей, нагрузили ими свой корабль и, отчалив от острова, снова пустились в океан.
Они плыли затем, пока не подъехали к гигантскому серебряному столпу. Четырехгранный был он, и каждая сторона — в два удара корабельных весел: чтобы объехать его, требовалось восемь ударов весел. Ни клочка земли не было подле него — один бесконечный океан. Не видать было ни основания столпа, ни вершины его — так высок был он.
Сверху столна спускалась, широко раскинувшись, серебряная сеть, и корабль со свернутыми парусами проплыл через одну из петель ее. Диураи ударил лезвием своего меча по петлям сети.
— Не разрушай сеть,- сказал ему Майль-Дуйн.- То, что мы видим,- создание могучих людей.
— Я это делаю,- возразил Диуран,- во славу божшо: чтобы люди поверили рассказу о моих приключениях. Я возложу кусок этой сети на алтарь Армага, если суждено мне вернуться в Ирландию.
Так он и сделал потом. Две с половиной унции весил принесенный им кусок.
Они услышали с вершины столна голос мощный, звонкий, звучный, но не могли понять ни кто говорит, ни на каком языке.
Затем они увидели остров, поднимавшийся на ножке: весь он стоял на этой ножке. Они объехали остров кругом, ища способ проникнуть в него, но не нашли пути. Однако в нижней части ножки они заметили дверь, запертую на замок, и поняли, что через нее можно было попасть на остров. На вершине острова они увидали пахаря, но он не заговорил с ними, и они не заговорили с ним тоже. Они поплыли дальше.
После этого они достигли большого острова; широкая равнина была на нем, с высокой площадкой, покрытой не вереском, а сплошной мягкой травой. Еще заметили они на острове большой высокий, крепкий замок, разукрашенный и снабженный прекрасными ложами внутри. Семнадцать девушек были там заняты приготовлением бани.
Путники сошли на остров и сели на площадке перед замком. Сказал Майль-Дуйн:
— Без сомнения, это для нас готовят баню.
После полудня они увидели, как к замку подскакал всадник на превосходном коне с прекрасным, разукрашенным чепраком. На голове его был голубой капюшон, на плечах — пурпурный плащ, украшенный бахромой, на руках — вышитые золотом перчатки, на ногах — прекрасные сандалии. Когда он спешился, одна из девушек тотчас же отвела его коня, взяв под уздцы. Всадник же вошел в замок и отправился в баню. Тогда смотревшие увидели, что это была женщина.
Немного погодя одна из девушек подошла к ним:
— Добро пожаловать! — сказала она им.- Заходите в замок, королева приглашает вас.
Они вошли в замок и вымылись в бане. В комнате, где их дожидались, по одну сторону сидела королева, окруженная семнадцатью девушками, а по другую сторону, напротив нее, сел Майль-Дуйн, окруженный семнадцатью спутниками. Блюдо с доброй пищей поставили перед Майль-Дуйном, а также стеклянный кувшин, наполненный вкусным напитком; спутникам же его было предложено по одному блюду и одному кувшину на каждых троих.
Когда они насытились, королева спросила:
— Как расположатся гости на ночлег?
— Так, как ты прикажешь,- отвечал Майль-Дуйн.
— На утеху себе прибыли вы на наш остров,- сказала королева.- Пусть же каждый из вас возьмет с собой женщину, которая сидит напротив него, и последует за ней в ее комнату.
И в самом деле, там было семнадцать комнат, прекрасно убранных, с отличными ложами. Итак, семнадцать путников провели ночь с семнадцатью девушками, Майль-Дуйи же провел ночь на ложе королевы. На следующее утро они встали и начали собираться в путь.
— Оставайтесь здесь,- сказала им королева,- и время не коснется вас. Каждый сохранит свой нынешний возраст, и ваша жизнь будет вечной. То, что вам было предложено вчера вечером, вы будете получать каждый вечер без труда. Ни к чему вам больше скитаться от одного острова к другому по океану.
— Скажи мне,- молвил Майль-Дуйн,- как попала ты на этот остров?
— Не трудно сказать,- отвечала она.- Жил здесь добрый муж, король этого острова. Я родила ему этих семнадцать девушек: они все мои дочери. Отец их умер, не оставив мужского потомства, и я приняла королевскую власть над островом. Каждый день я отправляюсь на широкую равнину, расположенную на этом острове, и творю там суд и разрешаю тяжбы между жителями.
— Зачем ты хочешь нас покинуть сейчас? — воскликнул Майль-Дуйн.
— Если я не пойду,- отвечала она,- то все, что было с вами прошлый вечер, не повторится опять. Оставайтесь только,- добавила она,- в этом доме, не заботясь ни о чем. Я иду творить суд среди народа для вашего же блага.
Они пробыли на этом острове три зимних месяца; но это время показалось им тремя годами.
— Очень уж долго мы здесь живем,- сказал Майль-Дуйну один из его людей.- Почему не возвращаемся мы на родину?
— Неразумно ты говоришь,- ответил ему Майль-Дуйн.- Ведь мы не найдем на родине лучшего, чем то, что имеем здесь.
Спутники Майль-Дуйна стали роптать на него, говоря:
— Велика любовь Майль-Дуйна к этой женщине. Оставим его здесь с нею, раз он этого хочет, а сами вернемся на родину.
— Я не останусь здесь без вас,- сказал Майль-Дуйн. Однажды, когда королева ушла, чтобы творить суд там, где она делала это каждый день, они сели на свой корабль. Она прискакала на коне и бросила вслед им клубок нитей. Майль-Дуйн схватил клубок, и он пристал к его ладони. Конец нити был в руке женщины, и таким образом она притянула корабль назад к берегу.
Они пробыли у нее еще три месяца. И трижды повторялось то же самое, когда они пытались уехать. Тогда они стали держать совет.
— Теперь мы хорошо видим,- говорили они,- как велика любовь Майль-Дуйна к этой женщине. Он нарочно старается, чтобы клубок пристал к его ладони и мы, таким образом, вернулись в замок.
— Пусть кто-нибудь другой примет клубок,- сказал Майль-Дуйн,- и, если он пристанет к его ладони, отрубите ему руку.
Они сели на корабль. Королева опять бросила им клубок нитей. Один из спутников схватил его, и он пристал к его ладони. Тогда Диураи отрубил ему руку, и она упала вместе с клубком в море. Увидев это, королева начала испускать крики и стопы, оглашая ими всю страну.
Вот каким образом они расстались с нею и бежали с острова.
IX
Хмелящие плоды.- Отшельник и озеро юности.- Остров хохотунов.- Огненная ограда
Долго после этого носились они по волнам, пока не достигли острова с деревьями, походившими на ивы или орех. На них были странные плоды в виде громадных ягод. Путники собрали плоды с одного маленького деревца и бросили между собой жребий, кому первому отведать этих плодов. Пал жребий на Майль-Дуйна. Он выжал сок нескольких плодов в чашку, выпил его и тотчас же впал в глубокий сон, длившийся ровно сутки, до того же самого часа следующего дня. Спутники его не знали, жив он или умер, ибо на губах его была красная пена до самого того часа, когда он проснулся. Пробудившись, он им сказал:
— Соберите эти плоды, они превосходны.
Они собрали их и разбавили водой их сок, чтобы ослабить его хмелящую и усыпляющую силу. Они собрали все плоды, сколько их было, выжали их и наполнили соком все сосуды, какие только у них нашлись. После этого они отплыли от острова.
Они приплыли к другому большому острову. Одна половина его представляла собою лес из тисов и больших дубов, другая — равнину с маленьким озером посреди нее. На равнине паслись большие стада баранов. Путники заметили маленькую церковь и замок. Они направились в церковь. Там был старый клирик, весь окутанный собственными волосами.
— Откуда ты? — спросил его Майль-Дуйн.
— Я последний из пятнадцати спутников Брендана из Бирра. Мы отправились в паломничество по океану и прибыли на этот остров. Все мои спутники умерли, и я остался один.
И он показал им таблички Брендана, которые они взяли с собой в паломничество.
Все склонили колени перед ними, и Майль-Дуйн облобызал таблички.
— Ешьте этих баранов в меру потребы вашей, но не больше того.
И некоторое время они питались мясом жирных барашков.
Однажды, глядя с острова на море, они завидели словно облако, несшееся на них с юго-запада. Через некоторое время, продолжая наблюдать, они увидели, что это птица, ибо видны были взмахи крыльев. Она прилетела на остров и села на холм около озера. Им казалось, что она сейчас схватит их когтями и унесет в море.
Птица принесла с собой ветвь громадного дерева: ветвь эта была толще крупного дуба. Широкие разветвления были на ней, и верхушка ее была густо покрыта свежими листьями. Тяжелые, обильные плоды были на ней, с виду словно красные ягоды вроде винограда, но только крупнее.
Путники притаились, выжидая, что станет делать птица. Утомленная перелетом, она некоторое время отдыхала, а затем принялась поедать плоды с ветви. Майль-Дуйн подошел к самому подножию холма, на котором сидела птица, чтобы посмотреть, не причинит ли она ему зла; но она ничего ему не сделала. Тогда все его люди подошли туда.
— Пусть один из нас пойдет,- сказал Майль-Дуйн,- сорвет несколько плодов с этой ветви.
Один из них пошел и сорвал несколько ягод, и птица не помешала ему; она даже не взглянула на него и не шевельнулась. Восемнадцать воинов со щитами подошли к птице сзади, и она ничего им не сделала.
В тот же день, после полудня, они увидели двух больших орлов, несшихся с юго-запада, оттуда же, откуда прилетела и та птица. Они спустились и сели подле нее. Посидев и отдохнув хорошенько, они затем начали чистить большую птицу, освобождая ее от насекомых, облепивших ее хохолок, зоб, глаза и уши. Они занимались этим до самого захода солнца. После этого все три птицы принялись есть ягоды с ветви.
На другой день, с утра до полудня, они снова обчищали все ее тело от насекомых, выщипывали ее старые перья, сдирали старую коросту с нее. А в полдень они сняли все ягоды с ветви, раздавили их клювами и побросали в озеро, которое покрылось красной пеной.
Тогда большая птица вошла в озеро и пробыла в нем, полощась в воде, почти до самого конца дня. После этого она вышла из озера и села на тот же самый холм, но в другом месте его, чтобы животные, которых сняли с нее, не наползали на нее опять.
На следующее утро орлы вычистили и пригладили ей перья своими клювами так, как если бы сделали это гребешками. Они занимались этим до полудня. Затем они отдохнули немного и улетели в том направлении, откуда прилетели.
А большая птица, оставшись одна, все продолжала чиститься и помахивать крыльями до конца третьего дня. После этого, на утро четвертого дня, она взлетела, описала три круга вокруг острова и снова присела ненадолго отдохнуть на том же холме; затем поднялась и улетела в том направлении, откуда прилетела. Ее полет был еще быстрее и могучее, чем в первый раз.
Тогда Майль-Дуйн и его спутники поняли, что она сменила свою дряхлость на юность, по слову пророка:
Renovabitur ut aquilae juventus tua (Обновится, как у орла, юность твоя (лат.)).
Увидев это великое чудо, Диуран воскликнул:
— Пойдем, выкупаемся в озере, в котором побывала птица, чтобы так же омолодиться.
— Нельзя этого делать,- сказал один из них,- ибо птица оставила в воде свой яд.
— Глупость сказал ты,- отвечал Диуран.- Я войду в озеро первый.
Он вошел в него, выкупался, омочил свои губы и несколько раз глотнул воды. С тех пор до конца жизни зрение его оставалось крепким, ни один зуб не выпал у него, ни одного волоса не потерял он, и никогда не знал он ни хвори, ни болезни с того часа.
После этого они простились со старцем и, запасшись баранами на дорогу, пустили свой корабль по морю и поплыли по океану. Они встретили другой остров, обширный, с большой равниной на нем. Множество людей было на этой равнине, беспрерывно игравших и смеявшихся. Бросили жребий, кому сойти, чтобы осмотреть остров. Пал жребий на третьего из молочных братьев Майль-Дуйна.
Как только он дошел до равнины, он тотчас же начал беспрерывно играть и смеяться вместе с людьми той земли, словно он провел всю жизнь с ними. Его товарищи долго-долго стояли на месте, дожидаясь его, но он к ним не вернулся. Так и оставили его там.
После этого они увидели другой, небольшой остров, который окружала огненная стена, подвижная, вращавшаяся вокруг острова. В одном месте этой стены была открытая дверь. Каждый раз, как она, при вращении стены, оказывалась против путников, они могли видеть через нее весь остров и все, что на нем было, со всеми его обитателями: там было множество людей, прекрасных обликом, в роскошных одеждах, пировавших с золотыми чашами в руках. Были даже слышны их застольные песни.
Долго взирали путники на чудесное зрелище, открывавшееся им: оно казалось им пленительным.
X
Вор-отшельник
Вскоре после того, как они отплыли от этого острова, они заметили среди воли нечто похожее на белую птицу. Они повернули корму корабля в сторону юга, к этому предмету, чтобы лучше его рассмотреть. Когда они подошли на веслах совсем к нему близко, они увидели, что это человек, все тело которого окутано седыми волосами. Он стоял на коленях на плоской скале. Подплыв к нему, они попросили его благословить их. Затем они спросили его, как он попал на эту скалу; и вот что он рассказал им:
— Я родом из Тораха — в Торахе вырос я. Я был там поваром, и дурным поваром, ибо пищу, принадлежавшую церкви, где я служил, я продавал за деньги и ценные предметы корысти ради. Таким образом мой дом наполнился одеялами, подушками, всякими цветными одеждами из льна и шерсти, медными ведрами и иной утварью, серебряными пряжками с золотыми остриями. Не было в доме моем недостатка ни в чем, что только может быть приятно человеку; там были даже позолоченные книги и ларцы, украшенные медью и золотом. Еще делал я подкопы под церковные здания и, проникая в них таким образом, похищал из них сокровища. Велики были в ту пору гордыня и дерзость мои.
Однажды попросили меня вырыть могилу одному крестьянину, тело которого принесли на остров. Роя могилу, услышал я голос, шедший снизу, из земли, под моими ногами:
«Не рой могилу на этом месте, не клади тело грешника сверху меня, праведного и благочестивого человека».
«Это дело касается меня и бога!» — воскликнул я в своей гордыне.
«Аминь,- отвечал голос праведника.- Если ты положишь это тело на мое, твое собственное тело погибнет в три дня и твоя душа пойдет в ад, а этот труи все равно будет убраи отсюда».
Тогда я спросил древнего человека:
«А что ты дашь мне за то, что я не положу этого человека сверху тебя?»
«Вечную жизнь в обители божьей»,- отвечал он.
«Как убедиться мне в этом?» — спросил я.
«Не трудно это,- был ответ.- Могила, которую ты роешь, будет все время засыпаться песком. Это покажет тебе ясно, что ты не можешь положить этого человека сверху меня, сколько бы ни старался.
Едва произнес он эти слова, как вся могила наполнилась песком. И тогда я похоронил тело в другом месте.
Через некоторое время после этого я спустил на море новый корабль, обтянутый красной кожей, сел в него и огляделся с радостью вокруг себя: я не оставил в доме ничего, ни крупного, ни мелкого, но все забрал с собой: и чаны мои, и кубки, и блюда — все было при мне. Пока я глядел на море, бывшее только что перед тем совсем тихим, вдруг налетел сильный ветер, унесший меня так далеко в море, что не видно стало берега. Затем мой корабль остановился и не мог больше сдвинуться с места.
Поглядывая вокруг себя во все стороны, я заметил человека, сидящего на волне. Он спросил меня:
«Куда ты плывешь?»
«Мне желательно,- отвечал я,- плыть в том направлении, куда смотрят мои глаза».
«Ты перестал бы желать этого,- отвечал он,- если бы узнал, какая толна окружает тебя».
«Что же это ла толпа?» — спросил я.
«Насколько хватает зрепия вдаль моря и вверх, до облаков, все это полно демонов, обступивших тебя из-за твоей алчности, гордыни, дерзости, из-за хищений и преступлений твоих. Знаешь ты, почему остановился корабль твой?»
«Поистине не знаю»,- сказал я.
«Он не сдвинется с этого места, пока ты не исполнишь мою волю».
«Я не потерплю этого!» — сказал я.
«Ты претерпишь муки ада, если не подчинишься моей воле».
Он приблизился ко мне и коснулся меня рукой; и я обещал исполнить его волю.
«Брось в море,- сказал он,- все добро, которое находится на твоем корабле».
«Жаль,- сказал я,- если оно погибнет понапрасну».
«Не понапрасну погибнет оно. Есть некто, кому ты поможешь этим».
И я бросил в море все, что со мной было, кроме одной маленькой деревянной чашечки.
«Теперь плыви дальше,- сказал старец,- и утвердись на том месте, где остановится твой корабль».
И он дал мне на дорогу чашечку сыворотки и семь хлебцев.
— И вот,- продолжал свой рассказ древний человек,- я поплыл в ту сторону, куда ветер гнал мой корабль, ибо я бросил и весла и руль. И волны, играя мною, выбросили меня на эту скалу, и я не знал, прибыл ли мой корабль к цели, ибо не видно было здесь ни земли, ни берега. И тогда я вспомнил слова, сказанные мне: утвердиться на том месте, где остановится мой корабль. Я поднял голову и увидел небольшую скалу, о которую били волны. Я стал ногой на эту скалу, и мой корабль унесся от меня, скала же поднялась подо мной, и волны отступили дальше.
Семь лет прожил я здесь, питаясь семью хлебцами и чашечкой сыворотки, которые дал мне человек, пославший меня сюда. После этого у меня не осталось больше никакой пищи, кроме этой чашечки сыворотки, которая всегда со мной. Три дня провел я затем без твердой пищи. По прошествии их, уже после полудня, выдра принесла мне из моря лосося. Подумав, я решил, что не смогу есть его сырым, и бросил его в море. Еще три дня провел я без твердой пищи. На третий день после полудня я увидел, что одна выдра опять несет мне из моря лосося, а другая — горящие головни; она раздула их своим дыханием, и огонь запылал. Я сварил на нем лосося и, питаясь им, прожил так еще семь лет. Каждый день доставлялись мне лосось и огонь, на котором я варил, его. А скала постепенно увеличивалась, пока не стала такой, как сейчас.
В продолжение следующих семи лет я не получал больше лосося. Сначала я опять провел три дня без твердой нищи. На третий после полудня мне было дано полпшеничного хлебца и кусок рыбы. Моя чашечка с сывороткой исчезла, но ее место заняла другая, такой же величины, с добрым напитком, и она всегда полна. Ни ветер, ни дождь, ни жар, ни холод не тревожат меня на этом месте. Вот повесть моя,- закончил свой рассказ старец.
После полудня каждому было послано по половине хлеба, и чашка, находившаяся перед клириком, оказалась наполненной добрым напитком. Затем старец сказал им:
— Все вы достигнете родины, и человека, убившего твоего отца, о Майль-Дуйн, ты найдешь в замке перед собой. Но не убивай его, а прости, ибо бог сохранил вас всех среди великих и многих опасностей, а между тем все вы грешники и заслуживаете смерти.
Они простились со старцем и снова пустились в путь.
XI
Встреча с убийцами отца
Покинув старца, они встретили остров, на котором было много четвероногих животных — быков, коров и баранов. Но не было на нем ни домов, ни замков. Они поели мяса баранов. Тут увидели они морскую птицу, и некоторые из них сказали:
— Эта морская птица похожа на тех, что водятся в Ирландии!
— Да, похожа,- отвечали другие.
— Следите за ней,- сказал Майль-Дуйн.- Глядите, в каком направлении она полетит.
Они заметили, что она полетела на юго-восток. И они поплыли вслед за птицей, в том же направлении.
Они плыли весь этот день до самого вечера. С наступлением темноты они увидели землю, похожую на землю Ирландии. Они причалили к ней. Земля оказалась маленьким островом, тем самым, от которого ветер унес их в океаи в начале их плавания.
Они высадились и направились к замку, который был на острове. Они услышали речи людей, пировавших в замке. Вот что говорил один из них:
— Хорошо было бы нам не встретиться с Майль-Дуйном!
— Майль-Дуйи утонул,- отвечал ему другой.
— Очень возможно, что он пробудит вас от сна,- сказал одни из говоривших.
— А если он явится сейчас, что мы станем делать? — спросил другой.
— Не трудно сказать,- ответил хозяии дома.- Если он явится, мы окажем ему добрый прием, ибо он претерпел долгие и великие лишения.
В это мгновение Майль-Дуйн постучал молотком в дверь.
— Кто там? — спросил привратник.
— Майль-Дуйн! — был ему ответ.
— Отвори же ему! — сказал хозяин.- Добро пожаловать!
Путники вошли в дом. Им оказали добрый прием и предложили новые одежды. Тогда они поведали обо всех чудесах, которые господь открыл им, согласно слову божественного поэта:
Наес olim meminisse iuvabitь (Некогда нам будет радостно вспомнить и это(лат.)).
Майль-Дуйн вернулся в свою землю, а Диуран-стихотворец отнес на алтарь Армага кусок сети в две с половиной унции серебра, который он отрубил во славу и в воспоминание чудес и дивных дел, которые бог совершил ради них. И они поведали о своих приключениях с начала до конца, обо всех опасностях и ужасах, которым подверглись на море и на суше.
Айд Светлый, мудрый поэт Ирландии, сложил эту повесть так, как она здесь рассказана. Он сделал это для того, чтобы веселить душу людей Ирландии, которые будут жить после него.
The Voyage of Mael Duin’s Boat
Trans. Whitley Stokes
PROLOGUE
«Three years and seven months was it wandering in the ocean.»
There was a famous man of the Eoganacht of Ninuss (that is, the Eoganacht of the Arans): his name was Ailill of the «Edge of Battle.» A mighty soldier was he, and a hero lord of his own tribe and kindred. And there was a young nun, the prioress of a church of nuns, with whom he met. Between them both there was a noble boy, Mael Duin, son of Ailill.
This is the way according to which Mael Duin’s conception and his birth came to pass. Once upon a time the king of the Eoganacht went on a raid into another district and province and with him fared Ailill of the Edge of Battle. They unyoked and encamped on an upland therein. There was a church of nuns near to that upland. At midnight, then, when everyone had ceased moving in the camp, Ailill went to the church. It was the hour that the (aforesaid) nun went to strike the bell for nocturne. Ailill caught her hand, and threw her down, and lay with her.
Said the woman to him: «Unblessed is our state.» Saith she: «(for) this is the time for my conceiving. Which is thy race and what is thy name?»
Said the hero: «Ailill of the Edge of Battle is my name (and I am) of the Eoganacht of Ninuss in Thomond.»
Then after ravaging and taking hostages, the king returned to his district, Ailill also being with him.
Soon after Ailill had reached his tribe, marauders of Leix slew him. They burnt (the church named) Dubcluain upon him.
At the end of nine months the woman brought forth a boy, and gave him a name, Mael Duin was he. The boy was afterwards taken secretly to her friends, even to the king’s queen; and by her Mael Duin was reared; and she gave out that she was his mother.
Now the one foster-mother reared him and the king’s three sons, in one cradle, and on one breast, and on one lap.
Beautiful, indeed, was his form; and it is doubtful if there has been in flesh anyone as beautiful as he. So he grew up till he was a young warrior and fit to use weapons. Great then, was his brightness and his gaiety and his playfulness. In his play he outwent all his comrades, both in throwing balls and running, and leaping, and putting stones, and racing horses. He had, in sooth, the victory in each of those games. One day, then, a certain soldier warrior grew envious against him, and he said in transport and anger: «Thou,» saith he, «whose clan and kindred no one knows, whose mother and father no-one knows, vanquish us in every game, whether we contend with you on land or on water, or on the draughtboard!»
So then Mael Duin was silent, for till then he had thought that he was a son of the king and of the queen his foster-mother. Then he said to his foster-mother: «I will not dine and I will not drink until thou tell me,» saith he, «my mother and my father.» «But,» saith she, «why art thou inquiring after that? Do not take to heart the words of the haughty warriors. I am thy mother.» Saith she: «The love of the people of the earth for their sons is no greater than the love I bear to you.»
«That may be» he said: «nevertheless, make known my parents to me.»
So his foster-mother went with him, and delivered him into his (own) mother’s hand; and thereafter he entreated his mother to declare his father to him.
«Silly,» saith she, «is what you art adoing, for if you shouldst know thy father you hast no good of him, and you shalt be the gladder, for he died long ago.»
«Tis the better for me to know it,» saith he, «however.»
Then his mother told him the truth. «Ailill of the Edge of Battle was thy father,» saith she, «of the Eoganacht of Ninuss.»
Then Mael Duin went to his fatherland and to his own heritage, having his (three) foster-brothers with him; and beloved warriors were they. And then his kindred welcomed him, and bade him be of good cheer.
At a certain time afterwards there was a number of warriors in the graveyard of the church of Dubcluain, putting stones. So Mael Duin’s foot was planted on the scorched ruin of the church, and over it he was flinging the stone. A certain poison-tongued man of the community of the church, Briccne was his name, said to Mael Duin: «It were better,» saith he,» to avenge the man who was burnt there than to cast stones over his bare burnt bones.»
«Who (was) that ?» saith Mael Duin.
«Ailill,» saith he, «thine (own) father.»
«Who killed him ?» asked Mael Duin.
Briccne replied: «Marauders of Leix,» saith he, «and they destroyed him on this spot.»
Then Mael Duin threw away the stone (which he was about to cast), and took his mantle round him, and his armour on him; and he was mournful thereat. And he asked the way to wend to Leix, and the guides told him that he could only go by sea.
So he went into the country of Corcomroe to seek a charm and a blessing of the wizard who dwelt there, to begin building a boat. (Nuca was the wizard’s name and it is from him that Boirenn Nuca is named). He told Mael Duin the day on which he should begin the boat, and the number of the crew that should go in her, to wit, seventeen men, or sixty according to others. And he (also) told him that no number greater or less than that should go; and he (lastly) told him the day he should set to sea.
Then Mael Duin built a three-skinned boat; and they who were to go in it in his company were ready. German was there and Diuran the Rhymer. So then he went to sea on the day that the wizard had told him to set out. When they had gone a little from land after hoisting the sail, then came into the harbour after them his three foster-brothers, the three sons of his foster-father and foster-mother; and they shouted to them to come back again to them to the end that they might go with them.
«Get you home,» saith Mael Duin; «for even though we should return (to land), only the number we have here shall go with me.»
«We will go after thee into the sea and be drowned therein, unless thou come unto us.»
Then the three of them cast themselves into the sea, and they swam far from land. When Mael Duin saw that, he turned towards them so that they might not be drowned, and he brought them into his boat.
I
That day till vespers they were a-rowing, and the night after it till midnight, when they found two small bare islands, with two forts in them; and then they heard out of the forts the noise and outcry of intoxication, and the soldiers, and the trophies. And this was what one man said to the other: «stand off from me,» saith he, «for I am a better hero than thou, for it, is I that slew Ailill of the Edge of Battle, and burnt Dubcluain on him and no evil hath hitherto been done to me therefor by his kindred; and thou hast never done the like of that!»
«We have the victory in our hands,» saith German, and saith Diuran the Rhymer: «God hath brought us direct and God hath guided our barque. Let us go and wreck these two forts, since God hath revealed to us our enemies in them!»
As they were saying these words, a great wind came upon, them, so that they were driven (over the sea, all) that night until morning. And even after morning they saw nor earth nor land, and they knew not whither they were going. Then said Mael Duin: «Leave the boat still, without rowing and whither soever it shall please God to bring it, bring.»
Then they entered the great, endless ocean; and Mael Duin afterwards said to his foster-brothers: «Ye have caused this to us, casting yourselves upon us in the boat in spite of the word of the enchanter and wizard, who told us that on board the boat we should go only the number that we were before you came.»
They had no answer, save only to be silent for a little space.
II
Three days and three nights were they, and they found neither land nor ground. Then on the morning of the third day they heard a sound from the north-east. «This is the voice of a wave against a shore,» said Mael Duin. Now when the day was bright they made towards land. As they were casting lots to see which of them should go on shore, there came a great swarm of ants each of them the size of a foal, down to the strand towards them, and into the sea. What the ants desired was to eat the crew and their boat: so the sailors fled for three days and three nights; and they saw nor land nor ground.
III
On the morning of the third day the heard the sound of a wave against the beach, and with the daylight they saw an island high and great; and terraces all round about it. Lower was each of them than the other, and there was a row of trees around it, and many great birds on these trees. And they were taking counsel as to who should go to explore the island and see whether the birds were gentle. «I will go,» saith Mael Duin. So Mael Duin went, and warily searched the, island, and found nothing evil therein. And they ate their fill of the birds and brought some of them on board their boat.
IV
Three days thereafter, and three nights were they at sea. But on the morning of the fourth day they perceived another great island. Sandy was its soil. When they came to the shore of the island they saw therein a beast like a horse. The legs of a hound he had, with rough, sharp nails; and great was his joy at seeing them. And he was prancing (?) before them, for he longed to devour them and their boat. «He is not sorry to meet us,» saith Mael Duin; «let us go back from the island.» That was done; and when the beast perceived them fleeing, he went down to the strand and, began digging up the beach with his sharp nails, and pelting them (with the pebbles), and they did not expect to escape from him.
V
Thereafter they rowed afar, and a great, flat island they see before them. Then to German fell an ill lot to go and look at that island. «Both of us will go,» saith Diuran the Rhymer, «and thou wilt come with me some other time into an island which it falls to my lot to explore.» So the two of them entered the island. Great was its size and its breadth, and they saw therein a long, great green, with vast hoof-marks of horses upon it. As large as the sail of a ship was the mark of the hoof of each horse. They saw, moreover, the shells of huge nuts like *** and they saw, there, also great leavings (?) of the plunder of many men. So they dreaded that which they saw, and they called their people to them to see what they beheld. They were afraid then, after seeing what they beheld, and they all, swiftly, hastily, went on board their boat.
When they had gone a little from land, they beheld (rushing) along the sea to the island a great multitude, which, after reaching the green of the island, held a horse-race. And swifter than the wind was each horse, and great was the shouting (of the multitude) and their outcry and noise. And then the strokes of their horse-rods at the meeting were heard by Mael Duin, and he heard, moreover, what each of them was saying: «Bring the grey steed»; «Drive the dun horse there» ; «Bring the white horse!» ; «My steed is faster!» ; «My horse leaps better.»
When the wanderers heard those words, they went away with all their might for they felt sure it was a meeting of demons they beheld.
VI
A full week were they voyaging, in hunger and in thirst, when they discovered a great, high island with a great house therein on the seashore and a doorway out of the house into the plain of the island and another door (opening) into the sea, and against that door there was a valve of stone. That valve was pierced by an aperture, through which the sea-waves were flinging the salmon into the midst of that house. Mael Duin and his men entered that house, and therein they found no one. After this they beheld a testered bed for the chief of the house alone, and a bed for every three of his household, and food for three before every bed, and a vessel of glass with good liquor before every bed and a cup of glass on every vessel. So they dined off that food and liquor and they give thanks to Almighty God, who had helped them from their hunger.
VII
When they went from the island they were a long while voyaging, without food, hungrily, till they found (another) island, with a great cliff round it on every side, and therein was a long, narrow wood, and great was its length and its narrowness. When Mael Duin reached that wood he took (from it) a rod in his hand as he passed it. Three days and three nights the rod remained in his hand, while the boat was under sail, coasting the cliff, and on the third day he found a cluster, of three apples at the end of the rod. For forty nights each of these apples sufficed them.
VIII
Thereafter, then, they found another island, with a fence of stone around it. When they drew near it a huge beast sprang up in the island, and raced round about the island. To Mael Duin it seemed swifter than the wind. And then it went to the height of the island and there it performed (the feat called) ‘straightening of body’, to wit, its head below and its feet above; and thus it used to be: it turned in its skin that is, the flesh and the bones revolved, but the skin outside was unmoved. Or at another time the skin outside turned like a mill, the bones and the flesh remaining still.
When it had been for long in that wise, it sprang up again and raced round about the island as it had done at first. Then it returned to the same place; and this time the lower half of its skin was unmoved, and the other half above ran round and round like a millstone. That, then, was its practice when it was going round the island.
Mael Duin and his people fled with all their might, and the beast perceived them fleeing and it went into the beach to seize them, and began to smite them, and it cast and lashed after them with stones of the harbour. Now one of these stones came into their boat, and pierced through Mael Duin’s shield, and lodged in the keel of the curragh.
IX
Now not long after that they found another lofty island, and it was delightful, and therein were many great animals like unto horses. Each of them would take a piece out of another’s side, and carry it away with its skin and its flesh, so that out of their sides streams of crimson blood were breaking, and thereof the ground was full.
So they left that island swiftly, madly, hastily (and they were) sad, complaining, feeble; and they knew nothing whither in the world they were going and in what stead they should find aidance or land or ground.
X
Now they came to another great island, after great weariness of hunger and thirsting and they sad and sighing, having lost all hope of aidance. In that island were many trees: full-fruited were they, with great golden apples upon them. Red short animals like swine were under those trees. Now, they used to go to those trees and strike them with their hind-legs, so that the apples would fall from the trees, and then they would consume them. From dawn to sunset the animals did not appear at all, but they used to stay in the caverns of the ground. Round about that island many birds were swimming out on the waves. From Matins to None further and further they used to swim from the island. But from None to Vespers nearer and nearer they used to come to the island, and arrive therein after sunset.
Then they used to strip off the apples and eat them. «Let us go,» saith Mael Duin, «into the island wherein the birds are. Not harder for us (to do so) than for the birds.» *** One of the crew went to see the island, and he called his comrade to him on shore. Hot was the ground under their feet, and they could not dwell there for its warmth, because it was a fiery land, and the animals used to heat the ground above them.
On the first day they brought with them a few of the apples which they were eating in their boat. When the morning was bright the birds went from the island swimming to sea. With that the fiery animals were up-raising their heads out of the, caves, and kept eating the apples till sundown. When they were put back into their caves the birds use to come in place of them, to eat the apples. Then Mael Duin went with his people, and they collected all the apples that were there that night. Alike did the apples forbid hunger and thirst from them. So then they filled their boat with the apples as seemed good to them, and went again to sea.
XI
Now when those apples failed and their hunger and thirst were great and when their mouths and their noses were full of the stench of the sea, they sighted an island which was not large, and therein (stood) a fort surrounded by, a white, high rampart as if it were built of burnt lime, or as if it were all one rock of chalk. Great was its height from the sea: it all but reached the clouds. The fort was open wide. Round the rampart were great, snow-white houses. When they entered the largest of these they saw no one there, save a small cat which was in the midst of the house playing on the four stone pillars that were there. It was leaping, from each pillar to the other. It looked a little at the men, and did not stop itself from its play. After that, they saw three rows on the wall of the house round about, from one door post to the other. A row there, first, of brooches of gold and of silver, with their pins in the wall, and a row of neck-torques of gold and of silver: like hoops of a vat was each of them. The third row (was) of great swords, with hilts of gold and of silver, The rooms were full of white quilts and shining garments. A roasted ox moreover, and a flitch in the midst of the house, and great vessels with good intoxicating liquor. «Hath this been left for us?» saith Mael Duin to the cat. It looked at him suddenly and began to play again. Then Mael Duin recognised that it was for them that the dinner had been left.
So they dined and drank and slept. They put the leavings (?) of the liquor into the pots and stored up the leavings (?) of the food. Now when they proposed to go, Mael Duin’s third foster-brother said: «shall I take with me a necklace of these necklaces?» «Nay,» saith Mael Duin, «not without guard is the house.» Howbeith he took it as far as the middle of the enclosure. The cat followed them, and leapt through him (the foster-brother) like a fiery arrow, and burnt him so that he became ashes, and (then) went back till it was on its pillar. Then Mael Duin soothed the cat with his words, and set the necklace in its place and cleansed the ashes from the floor of the enclosure, and cast them on the shore of the sea.
Then they went on board their boat, praising and, magnifying the Lord.
XII
Early on the morning of the third day after that they espy another island, with a brazen palisade over the midst of it which divided the island in two, and they espied great flocks of sheep therein, even a black flock on this side of the fence and a white flock on the far side. And they saw a big man separating the flocks. When he used to fling a white sheep over the fence from this side to the black sheep it became black at once. So, when he used to cast a black sheep over the fence to the far side, it became white at once. The men were adread at seeing that. «This were well for us (to do)» saith Mael Duin: «let us cast two rods into the island. If they change colour we (also) shall change if we land on it.» So they flung a rod with black bark on the side wherein were the white sheep, and it became white at once. Then they flung a peeled white rod on the side wherein were the black sheep and it became black at once.
«Not fortunate (?) was that experiment,» saith Mael Duin. «Let us not land on the island. Doubtless ours colour would not have fared better than the rods.»
They went back from the island in terror. On the third day afterwards they perceived another island great and wide, with a herd of beautiful swine. therein. Of these they killed a small pig. Then they were unable to carry it to be roasted so they all came round, it. They cooked it and bore it into their boat.
Then they saw a great mountain in the island, and they proposed to go and view the island from it. Now when Diuran the Rhymer and German went to visit the mountain they found before them a broad river which was not deep. Into this river German dipped the handle of his spear and at once it was consumed as if fire had burnt it. And (so) they went no further. Then, too, they saw, on the other side of the river, great hornless oxen lying down, and a huge man sitting by them. German after this struck his spear-shaft against his shield. to frighten the oxen. «Why dost thou frighten the silly calves?» saith that huge herdsman. «Where are the dams of these calves» saith German. «They are on the other side of yonder mountain,» saith he Diuran and German return to their comrades, and tell them the tidings.
So thence they (all) went.
XIV
Not long thereafter they found an island, with a great hideous mill, wherein was a miller huge *** hideous. They asked him «what mill is this?» «Not *** indeed,» saith he «*** asks what ye shall not know.» «Nay» say they. «Half the corn of your country,» saith he, «is ground here. Every thing which is begrudged is ground in this mill» saith he.
With that they see the heavy, countless loads on horses, and, human beings (going) to the mill and from it, again; only that what was brought from it was carried westward. Again they asked: «What is the name of this mill?» «Inber Tre-cenand,» saith the miller. Then after this they signed themselves with the sign of Christ’s cross. When they heard and saw all these things they went on their way, into their boat.
XV
Now when they went from that island of the mill they found a large island, and a great multitude of human beings therein. Black were these, both in bodies and raiment. Fillets round their heads, and they rested not from wailing. An unlucky lot fell to one of Mael Duin’s two foster-brothers to land on the island. When he went to the people who were wailing he at once became a comrade of theirs and began to weep along with them. Two were sent to bring him thence, and they did not recognise him amongst the others (and) they themselves turned to lament. Then said Mael Duin: «Let four (of you)» saith he, «go with your weapons, and bring ye the men perforce, and look not at the land nor the air, and put your garments round your noses and round your mouths, and breathe not the air of the land, and take not your eyes off your own men» **** The four went, and brought back with them perforce the *** other two. When they were asked what they had seen in the land, they would say: «Verily, we know not,» say they; «but what we saw (others doing) we did.»
Thereafter they came rapidly from the island.
XVI
Thereafter they come to another lofty island, wherein were four fences, which divided it into four parts. A fence of gold, first: another of silver: the third fence of brass: and the fourth of crystal. Kings in the fourth division, queens in a another, warriors in another, maidens in the other. A maiden went to meet them and brought them on land, and gave them food. They likened it to cheese; and whatever taster was pleasing to anyone he would find it therein. And she dealt (liquor) to them out of a little vessel, so that they, slept an intoxication of three days and three nights. All this time the maiden was tending them. When they awoke on the third day they were in their boat at sea. Nowhere did they see their island or their maiden.
Then they rowed away.
XVII
Thereafter they found another island which was not large. Therein was a fortress with a brazen door and brazen fastenings thereon. A bridge of glass (rose) by the portal. When they used to go up on the bridge they would fall down backwards. With that they espy a woman coming out from the fortress, with a pail in her hand. Out of the lower part of the bridge she lifts a slab of glass, and she filled the pail out of the fountain which flowed beneath the bridge, and went again into the fortress.
«A housekeeper comes for Mael Duin!» saith German. «Mael Duin indeed,» saith she, closing the door behind her.
After this they were striking the brazen fastenings and the brazen net that was before them, and then the sound which they made was a sweet and soothing music, which sent them to sleep till the morrow morning.
When they awoke they saw the same woman (coming) out of the fortress, with her pail in her hand and she fills (it) under the same slab.
«But a housekeeper comes to meet Mael Duin!» saith German.
«Marvelously valuable do I deem Mael Duin!» saith she, shutting the enclosure after her.
The same melody lays them low then till the morrow. Three days and three nights were they in that wise. On the fourth day thereafter the woman went to them. Beautiful, verily, came she there. She wore a white mantle, with a circlet of gold round her hair. Golden hair she had. Two sandals of silver on her rosy feet. A brooch of silver with studs of gold in her mantle, and a filmy, silken smock next her white skin.
«My welcome to thee, O Mael Duin!» saith she; and she named each man (of the crew) apart, by his own name. «It is long since your coming here hath been known and understood.»
Then she takes (them) with her into a great house that stood near the sea, and hauls up their boat on shore. Then they saw before them in the house a couch for Mael Duin alone, and a couch for every three of his people. She brought them in one pannier food like unto cheese or táth. Sheer gave a share to every three. Every savour that each desired this he would find therein. There she tended Mael Duin apart. And she filled her pail under the same slab, and dealt liquor to them. A turn for every three she had. Then she knew when they had enough. She rested from dealing to them.
«A fitting wife for Mael Duin were this woman,» saith every man of his people.
Then she went away from them, with her one vessel and with her pail.
Said his people to Mael Duin: «shall we say to her, would she, perchance, sleep with thee?»
«How would it hurt you,» saith he, «to speak to her?» She comes on the morrow. They said to her: «Wilt thou shew affection to Mael Duin, and sleep with him? and why not stay here tonight?» She said she knew no sin, had never known, what sin was. Then she went from them to her house; and on the morrow, at the same hour, comes with her attendance to them. And when they were drunken and sated, they say the same words to her.
«Tomorrow» saith she, «an answer concerning that will be given to you.» Then she went to her house, and they sleep on their couches. When they awoke they were in their boat on a crag and they saw not the island, nor the fortress, nor the lady, nor the place wherein they had been.
XVIII
As they went from that place they heard in the north-east a great cry and chant as it were a singing of psalms. That night and the next day till none they were rowing that they might know what cry or what chant they heard. They behold a high, mountainous island, full of birds, black and dun and speckled, shouting and speaking loudly.
They rowed a little from that island, and found an island which was not large. Therein were many trees and on them many birds. And after that they saw in the island a man whose clothing was his hair. So they asked him who he was, and whence his kindred. «Of the men of Ireland am I,» saith he. «I went on my pilgrimage in a small: boat, and when I had gone a little from land my boat split under me.» «I went again to land,» saith he, «and I put under my feet sod from my country, and on it I get me up to sea and the Lord established that sod for me in this place,» saith he, «and God addeth a foot to its breadth every year from that to this, and a tree every year to grow therein. The birds which thou beholdest in the trees,» saith he, «are the souls of my children and my kindred, both women and men, who are yonder awaiting Doomsday. Half a cake, and a slice of fish, and the liquor of the well God hath given me. That cometh to me daily,» saith he, «by the ministry of angels. At the hour of none, moreover, another half-cake and slice of fish come to every man yonder and to every woman, and liquor of the well, as is enough for everyone.»
When their three nights of guesting were complete; thy bade (the pilgrim) farewell, and he said to them: «Ye shall all,» saith he, «reach your country save one man.»
XX
On the third day after that they find another island, with a golden rampart around it and the midst of it white like down. They see therein a man, and this was his raiment the hair of his own body. Then they asked him what sustenance he used. «Verily,» saith he, «there is here a fountain in this island. On Friday and on Wednesday whey or water is yielded by it. On Sundays, however, and on feasts of martyrs good milk is yielded by it. But on the feasts of apostles, and of Mary and of John Baptist and also on the hightides (of the year), it is ale and wine that are yielded by it.» At none, then, there came to every man of them half a cake and a piece of fish; and they drank their fill of the liquor which was yielded to them out of the fountain of the island. And it cast them into a heavy sleep, from that hour till the morrow. When they had passed three nights of guesting, the cleric ordered, them to go. So then they went forth on their way, and afterwards bade him farewell.
XXI
Now when they had, been long avoyaging on the waves they saw far from them an island, and as they approached it, they heard the noise of the smiths smiting a mass (of iron) on the anvil with sledges, like the smiting of three or; of four. Now when they had drawn near it they heard one man asking of another: «Are they close at hand?» saith he. «Yea» saith the other. «Who,» saith another man, «are these ye say are coining there?» «Little boys they seem in a little trough yonder,» saith he. When Mael Duin heard what the smiths said, he saith: «Let us retreat,» saith he, «and let us not turn the boat, but let her sterns be foremost, so that they may not perceive that we are fleeing.»
Then they rowed away, with the boat stern-foremost. Again the same man who was biding in the forge asked: «Are they now near the harbour?» saith he. «They are at rest,» saith the watchman: «they come not here and they go not there.»
Not long thereafter he asked again: «what are they doing now?» saith he. «I think,» saith the look-out man, «that they are running away; me seems they are further from the port now than they were some time ago.» Then the smith came out of the forge, holding in the tongs a huge mass (of glowing iron), and he cast that mass after the boat into the sea; and all the sea boiled; but he did not; for they fled with all their warriors’ might, swiftly hurried forth into the great ocean.
XXII
After that they voyaged till they entered a sea which resembled green glass. Such was its purity that the gravel and the sand of that sea were clearly visible through it; and they saw no monsters nor beasts therein among the crags, but only the pure gravel and the green sand. For a long space of the day they were voyaging in that sea, and great was its splendour and its beauty.
They afterwards put forth into another sea like a cloud and it seemed to them that it would not support them or the boat. Then they beheld under the sea down below them roofed strongholds and a beautiful country. And they see a beast huge, awful, monstrous, in a tree there, and a drove of herds and the tree, and flocks round about the tree and beside the tree an armed man, with shield and spear and sword. When he beheld yon huge beast that abode in the tree he goeth thence in and flight. The beast stretched forth his neck out of the tree and sets his head into the back of the largest ox of the herd and dragged it into the tree, and anon devours it in the twinkling of an eye. The flocks and the herdsmen flee away, at once. and when Mael Duin and his people saw that greater terror and fear seize them, for they supposed that they would never cross that sea without falling down through it, by reason of its tenuity like mist.
So after much danger, they pass over it.
XXIV
Thereafter they found another island, and up around it rose the sea making vast cliffs (of water) all about it. As the people of that country perceived them, they set to screaming at them and saying: «Tis they! It is they!,» till they were out of breath. Then Mael Duin and his men beheld many human beings, and great herds of cattle, and troops of horses and many flocks of sheep. Then there was a woman from below with large nuts which remained floating on the sea, waves above by them, Much of those nuts they gathered and took with them. (Then) they went back from the island and thereat the screams ceased.
«Where are they now,» saith the man who was after them at the scream. «They have gone away» saith another band, of them. «They are not so,» saith another band.
Now it is likely that there was someone concerning whom they (the islanders) had a prophecy that he would ruin their country and expel them from their land.
XXV
They got them to another island, wherein a strange thing was shewn to them, to wit, a great stream rose up out of the strand of the island and went, like a rainbow, over the whole island, and descended into the other strand of the island on the other side thereof. And they were lying, under it (the stream) below without being wet. And they were piercing (with their spears) the stream above; and (them) great, enormous salmon were tumbling from above out of the stream down upon the soil of the island. And all the island was full of the stench (of the fish), for there was no one who could finish gathering them because of their abundance.
From Sunday eventide to Monday forenoon that stream did not move, but remained at rest in its sea round about the island. Then they bring into one place the largest of the salmon, and they filled their boat with them, and went back from that island still on the ocean.
XXVI
Thereafter they voyaged till they found a great silvern column. It had four sides, and the width of each of these sides was two oar-strokes of a the boat, so that in its whole circumference there were eight oar-strokes of the boat. And not a single sod of earth was about it, but (only) the boundless ocean. And they saw not how its base was below, or because of its height how its summit was above. Out of its summit came a silvern net far away from it; and the boat went under sail through a mesh of that net. And Diuran gave a blow of the edge of his spear over the mesh. «Destroy not the net,» saith Mael Duin, «for what we see is the work of mighty men. For the praise of God’s name,» saith Diuran, «I do this, so that my tidings may be the more believed; and provided I reach Ireland (this piece of the mesh) shall be offered by me on the altar of Armagh.» Two ounces and a half was its weight when measured (afterwards) in Armagh.
And then they heard a voice from the summit of yonder pillar, mighty, and clear, and distinct. But they knew not the tongue it spake, or the words it uttered.
XXVII
Then they see another island (standing) on a single pedestal, to wit, one foot supporting it. And they rowed round it to select way into it, and they found no way there into; but they saw down in the base of the pedestal, closed door under lock. They understood that that was the way by which the island was entered. And they saw a crowd on the top of the island; but they held speech with no one, and no one held speech with them. They (then) go away back (to sea).
XXVIII
After that they came to a island, and there was a great plain therein, and on this a great tableland heatherless, but grassy and smooth. They saw in that island near the sea, a fortress, large, high and strong and a great house therein adorned and with good couches. Seventeen grown-up girls were there preparing a bath. And they (Mael Duin and his men) landed on that island and sat on a hillock before the fort. Mael Duin said this: «We are sure that yonder, bath is getting ready for us.» Now at the hour of none they beheld a rider on a race-horse (coming) to the fortress. A good, adorned horse-cloth under her seat: she wore a hood, blue and she wore a bordered purple mantle. Gloves with gold embroidery or, her hands; and on her feet, adorned sandals. As she alighted, a girl of the girls at once on the horse. Then she entered the fortress and went into the bath. Then they saw that it was a woman that had alighted from the horse, and not long afterwards came a girl of the girls unto them. «Welcome is your arrival!» saith she. «Come into the fort: the queen invites you.» So they entered the fort and they all bathed. The queen sat on one side of the house, and her seventeen girls about her. Mael Duin. sat on the other side, over against the queen, with his seventeen men around him. Then a platter with good food thereon was brought to Mael Duin, and along with it a vessel of glass full of good liquor; and (there was) a platter for every three and a vessel for every three of his people. When they had eaten their dinner the queen said this «How will the guests sleep?» saith she. «As thou shalt say,» saith Mael Duin. «Your going from the island,» saith she, «Let each of you take his woman, even her who is over against him, and let him go into the chamber behind her.» For there were seventeen canopied chambers in the house with good beds set. So the seventeen men and the seventeen grown-up girls slept together, and Mael Duin slept with the queen. After this they slumbered till the morrow morning. Then after morning they arose (to depart). «Stay here,» saith the queen, and age will not fall on you, but the age that ye have attained. And lasting, life ye shall have always and what came to you last night shall come to you every night without any labour. And be no longer awandering from island to island on the ocean!»
«Tell us,» saith Mael Duin, «how thou art here.»
«Not hard (to say), indeed,» she saith. «There dwelt a good man in this island, the king of the island. To him I bore yon seventeen girls, and I was their mother. Then their father died, and left no heir. So I took the kinship of. this island after him. Every day,» she saith, «I go into the great plain there is in the island, to judge the folk and to decide (their disputes).»
«But why dost thou leave us today?» saith Mael Duin.
«Unless I go,» she saith, «what happened to us last night will not come to us (again).» «Only stay,» she saith, «in your house, and ye need not labour. I will go to judge the folk for sake of you.»
So they abode in that island for the three months of winter; and it seemed to them that (those months) were three years. «It is long were here,» saith one of his people to Mael Duin. «Why do we not fare to our country?» saith he.
«What you say is not good,» saith Mael Duin «for we shall not find in our own country aught better than that which we find here.»
(But) his people began to murmur greatly against Mael Duin, and they said this great is the love which Mael Duin hath for his woman. «Let him,» then stay «with her if he desires,» saith the people. «We will go to our country.»
«I will not stay after you,» saith Mael Duin.
One day, then, the queen went to the judging where into she used to go every day. When she had gone. they went on board their boat. Then she comes on her horse, and flings a clew after them, and Mael Duin catches it, and it clung to his hand. A thread of the clew was in her band, and she draws the boat unto her, by means of the thread, back to the harbour.
So then they stayed with her thrice three months. Then they came to (this) counsel. «Of this we are sure, now,» saith his people, «that great is Mael Duin’s love for his woman. Therefore he attends the clew, that it may cleave to his hand and that we may be brought back to the fortress.» «Let some one else attend the clew,» saith Mael Duin, «and, if it clings to his hand, let his hand be cut off.»
So they went on board their boat. (The queen came and) flung the clew after them. Another man in the boat catches it, and it clings to his hand. Diuran cuts off his hand, and it fell, with the clew, (into the sea). When she saw that, she at once began to wail and shriek, so that all the land was one cry, wail and shrieking.
So in that wise they escaped from her, out of the island.
XXIX
They were for a very long while afterwards driven about on the waves, till they found an island with trees upon it like willow or hazel. Thereon were marvelous fruits thereon, great berries. So of these then they stript a little tree, and then they cast lots to see who should prove the fruit that had been on the tree. (The lot) fell to Mael Duin. He squeezed some of the berries into a vessel and drank (the juice), and it cast him into a deep sleep from that hour to the same hour on the morrow. And they knew not whether he was alive or dead, with the red foam round his lips, till on the morrow he awoke.
(Then) he said to them «Gather ye this fruit, for great is its excellence.» So they gathered (it), and they mingled. water with it, to moderate its power to intoxicate and send asleep. Then they gathered all there was of it and were squeezing it and filling (with its juice) all the vessels they had; and (then) they rowed away from that island.
XXX
Thereafter they land on another large island. One of it two sides was a wood with yews and great oaks herein. The other side was a plain with a little lake in it. Great herds of sheep were therein. They beheld there a small church and a fortress. They went to the church. An ancient grey cleric was in the church, and his hair clothed him altogether. Mael Duin asked him: «Whence art thou?» saith he.
«I am the fifteenth man of the community of Brenainn of Birr. We went on our pilgrimage into the ocean and came into this island. They have all died save me alone.» And then he shewed them Brenainn’s tablet, which they the monks had taken with them on their pilgrimage. The all prostrated themselves to the tablet, and Mael Duin gave it a kiss.
«Now,» saith the ancient man, «eat your fill of the sheep, and do not consume more than sufficeth you.»
So for a season they are fed there on the flesh of the fat sheep.
One day, then, as they were looking out from the island they see (what they take to be) a cloud coming towards them from the south-west. After a while, as they were still looking, they perceived that it was a bird; for they saw the pinions waving. Then it came into the island and alighted on a hill near the lake. Then they supposed it would carry them in its talons out to sea. Now it brought with it a branch of a great tree. Bigger than one of the great oaks (was) the branch and large twigs grew out of it, and a dense top was on it (covered) with fresh leaves. Heavy, abundant fruit it bore red berries like unto grapes only they were bigger. So (the wanderers) were in hiding, awatching what the bird would. do. Because of its weariness, it remained for while at rest. (Then) it began to eat some of the fruit of the tree. So Mael Duin went till he was at the edge of the hill on which the bird was to see whether it would do him any evil, and it did none. All his people then went after him to that place.
«Let one of us go,» saith Mael Duin «and gather some of the fruit of the branch which is before the bird.»
So one of them went and he gathers a portion of the berries and the bird blamed him not, and did not (even) look (at him) or make movement. They, the eighteen men, with their shields, went behind it, and it did no evil to them.
Now at the hour of none of the day they beheld two great castles in the south-west, in the place whence the great bird had come, an d they, swooped down in front of the great bird. When they had been for a long while at rest, they began to pick and strip off the lice that infested the upper and, lower parts of the great bird’s jaws, and its eyes and ears.
They (the two eagles) kept at this till vespers. Then the three of them began to eat the berries and the fruit of the branch. From the morrow morning till midday, they were picking the same vermin out of all its body and plucking the old feathers out. of it and picking, out completely the old scales of the mange. At midday, however they stripped the berries from the branch, and with their beaks they were breaking them against the stones and then casting «them into the sea so that its foam upon it became red. After that the great bird went into the lake and remained washing himself therein nearly. till the close of the day. After that he went out of the lake and settled on another lace in the same hill, lest, the lice which had been taken out of him should come (again).
On the morrow morning the (two) birds with their bills still picked and sleeked the plumage (of the third), as if it were done with a comb. The kept at this till midday. Then they rested a little, and then they went away to the quarter whence they had come.
Howbeit the great bird remained behind them preening himself and shaking his pinions till «the end of the third day. There at the hour of tierce on the third day he. soared and flew thrice round the island. and alighted for a little rest on the same hill. And afterwards he fared afar towards the quarter whence he had come. Swifter and stronger (was) his flight at that time than (it had been) before. Wherefore it was manifest to them all that this was his renewal from old age into youth, according to the word of the prophet, who saith «Thy youth shall be renewed like the eagle’s.»
Then Diuran, seeing, that great marvel, said: «Let us go into the lake to renew ourselves where the bird has been renewed.»
«Nay,» saith another, «for the bird hath left his venom therein.»
«Thou sayest ill,» saith Diuran, «I the first will go into it.»
Then he went in and bathes himself there and plunged the lips into (the) water, and drank sups thereof. Passing strong were his eyes thereafter so long as he remained alive; and not a tooth of him fell (from his jaw), nor a hair from his head; and he never suffered weakness or infirmity from that time forth.
Thereafter they bade farewell to their ancient man; and of the sheep they took with them provision. They set their boat on the sea, and then they seek the ocean.
XXXI
They find another large island, with a great level plain therein. A great multitude were on that plain, playing and laughing without any cessation. Lots are cast by Mael Duin and his men to see unto whom it should fall to enter the island and explore it. The lot fell on the third of Mael Duin’s foster-brothers. When he went he at once began to play and to laugh continually along with the islanders as if he had been by them all his life. His comrades stayed for a long, long space expecting him, and he came not to them. So then they leave him.
XXXII
After that the sight another island, which was not large; and a fiery rampart was round about it; and that rampart used to revolve round the island. There was an open doorway in the side of that rampart. Now, whenever the doorway would come (in its revolution) opposite to them, they used to see (through it) the whole island, and all, that was therein, and all its indwellers, even human beings beautiful, abundant, wearing adorned garments and feasting with golden vessels in their hands. And the wanderers heard. their ale-music. And for a long space were they seeing the marvel they beheld, and they deemed it delightful.
XXXIII
Not long after they had gone from that island they see far off among the waves a shape (?) like a white bird. They turned the prow of the boat unto it southward, to perceive what they beheld. So when they had drawn near it in rowing. they saw that it was a human being and that he was clothed only with the white hair of his body. He threw himself in prostrations on a broad rock.
When they had come to him, they entreat a blessing from him, and ask him whence he had gone to yonder rock.
«From Torach, verily,» saith he, «I have come here, and in Torach I was reared. Then it came to pass that I was cook therein; and I was an evil cook, for the food of the church wherein I was dwelling I used to sell for treasures and jewels for myself: so that my house became full of counterpanes and pillows and of raiment, both linen and wool colour, and of brazen pails and of small brazen tellenna, and of brooches of silver with pins of gold. Insomuch that unto my house there was nothing wanting of all that is hoarded by man; both golden books and book-satchels adorned with brass and gold. And I used to dig under the houses of the church and carry many treasures out of them.»
«Great then was my pride and my haughtiness.»
«Now one day I was told to dig a grave for the corpse of a peasant, which had been brought into the island. As I was (working) at that grave I heard. from below me the voice out of the ground under my feet: «But do not dig up that place!,» saith the voice. «Do not put the corpse of the sinner on me a holy pious person!»
«(Be it) between me and God, I will put (it),» say I, «in my excessive haughtiness.»
«Even so,» saith he. «If you put it on me,» saith the holy man, «thou shalt perish on the third day hence, and thou shalt be an inhabitant of hell and the corpse will not remain here.»
Said I to the ancient man: «What good wilt thou bestow me if I shall not bury the man above you?»
«To abide in eternal life along with God,» saith he.
«How,» say I, «shall I know that?»
«That is neither hard nor for thee,» saith he. «The grave thou art digging will now become full of sand.» «Thence, wilt not be able to but will be manifest to thee that thou art the man above me, (even) though thou buriest me.» That word was not ended when the grave became full of the sand. So thereafter I buried the corpse in another. Now at a certain time set a new boat with tanned hide on the sea. I went on board my boat, and I was glad. So I looked around me: and I left in my house nothing from small to great, that was not brought by me, with my vats and wise lets and with my dishes while I was in that looking. at the sea, and the sea was calm for me great winds» come upon me, and draw me into the main, so that I saw neither land nor soil. Here my boat became still, and thereafter it stirred not from one stead. As I looked round me on every side, I beheld on my right hand the man sitting upon the wave. «Then» he said to me «Whither goest thou» saith he. «Pleasant to me,» say I, «is the direction in which I am gazing over the sea now» «It would not be pleasant to thee, if thou keepest the band that surrounds thee.» «What may this band be?» say I. Saith he to me: «so far as thy sight reaches over sea and up to the clouds is one, crowd of demons all around thee, because of thy covetousness and thy pride and haughtiness, and because of thy theft and thin other evil deeds. Knowest thou,» saith he, «why thy boat stops?» «Verily, I know not.» «Thy boat shall not go out of the place wherein it stand until thou do my will.» «Mayhap I shall not endure it,» say I. «Then thou wilt endure the pains of helplessness till you endure my will.» He came towards me then, and lays his hand on me; and me duly promised to do his will. «Fling» said he, «into the sea all the wealth that thou hast in the boat.» «It is a pity,» say I, «that it should go to loss.» «It shall in no wise go to loss. There will be one whom thou wilt profit.» (Then) I fling every thing into the sea, save a little cup. «Go now» saith he to me, «and forth the stead in which thy boat will pause stay therein.» And then he gave me for provision a cup of whey-water and seven cakes. «So I went,» saith the ancient man, «in the directions that my boat and the wind carried me: for I had platform oars and my rudder. As I was there then, a tossing among, the waves, I am cast upon this rock, and then I doubted whether the boat had stopt, for I saw neither land nor soil here. And I remembered what had been said, namely, to sit in the sea where my boat should stop. So I stood up and saw a little crag, against which the wave beat. Then I set my foot, on that little crag, and my boat escapes from me and the crag. I lifted me up, and the waves withdrew. Seven years am I here,» saith he «(living) on the seven cakes and on the cup of whey-water which was given me by the man who sent me from him. And I had no (provision) save only my cup of whey-water. This still remained there. After that I was in a three days fast,» saith he. «Now after my three days, at the hour of none, an otter brought me a salmon out of the sea. I pondered in my mind that it was not possible for me to eat a raw salmon. I threw it again into the sea,» saith he, «and I was fasting for another space of three days. At the third none, then, I saw an otter bring the salmon to me again out of the sea, and another otter brought flaming firewood, and set it down, and blew with his breath, so that the fire blazed thereout. So I cooked the salmon, and for seven other years I lived in that wise. And every day,» saith he, «a salmon used to come to me, with its fire, and the crag increaseth so that (now) it is large. And on that day seven years my salmon is not given me: (so) I remained I am (fasting) for another space of three days. At the third none of the three days there half a cake of wheat, and a piece of fish were cast up. Then my cup of whey-water escapes from me and came to me a cup of the same size filled with good liquor which is on the crag here and it is full every day. And neither wind, nor wet, nor heat, nor cold affects me this place. Those are my narratives» saith the ancient man. Now when the. hour of none arrived, half a cake and a piece of fish come to each of them all, and in the cup which stood before the cleric on the rock was, found their fill of good liquor. Thereafter said the ancient man to them «Ye will all reach your country, and the man that slew thy father, O Mael Duin, you will find him in a fortress before you. And slay him not, but forgive him because God hath saved you from manifold great perils, and ye too are men deserving of death.» Then they bade farewell to the ancient man and went on their accustomed way.
XXXIV
Now after they had gone thence they come to an island with abundant cattle, and with oxen and kine and sheep. There were no houses nor forts therein, and so they eat the flesh of the sheep. Then said some of them seeing a large falcon there: «The falcon is like the falcons of Ireland!» «That is true indeed,» say some of the others. «Watch it» saith Mael Duin, «and see how the bird will go from us.» They saw that it flew from them to the southeast. So they rowed after the bird, in the direction in which it had gone from them. They rowed that day till vespers. At nightfall they sight land like the land of Ireland. They row towards it. They find a small island and it was from this very island that the wind had borne them into the ocean when the first went to sea.
Then they put their prow on shore, and they went toward the fortress that was in the island, and they were listening, and the inhabitants of the fortress were then dining.
They heard some of them saying: «It is well for us if we should not see Mael Duin.»
«That Mael Duin has been drowned,» saith another man of them.
«Mayhap it is he who will wake you out of your sleep,» saith another man.
«If he should come now,» saith another, «what should we do?»
«That were not hard (to say)» saith the chief of the house: «great welcome to him if he should come, for he hath been for a long space in much tribulation.»
Thereat Mael Duin strikes the clapper against the door valve. «Who is there?,» saith the doorkeeper.
«Mael Duin is here,» saith he himself. «Then open!» saith the chief, «welcome is thy coming.»
So they entered the house, and great welcome is made to them, and new garments are given them. Then they, declare all the marvels which God had revealed to them according to the word of the sacred poet who saith Haec olim meminisse iuuabit. Mael Duin (then) went to his own district, and Diuran the Rhymer took the five half-ounces (of silver) which brought from the net, and laid them on the altar of Armagh in triumph and in exultation at the miracles and great marvel which God had wrought for them. And they declared their adventures from beginning to end, and all the dangers and perils they had found on sea and land. Now Aed the Fair, chief sage of Ireland, arranged this story as it standeth here; and he did (so), for delighting the mind and for the folks of Ireland after him.
