Из множества поединков, которые, в эпопее Похищение быка из Куальнге, Кухулину пришлось выдержать, самый блестящий — его бой с Фердиадом. Мы сочли себя в праве дать его в выделенном виде, ибо есть указания, что эпизод этот первоначально рассказывался самостоятельно и лишь позднее, из стремления к циклизации, был включен в названную эпопею. Он тесно связан с сагой Сватовство к Эмер.
Вообще, это — наиболее подробное и величественное описание поединка двух героев, какие только знает ирландский эпос, и, прибавим, одно из самых эффектных, какие только встречаются в мировом эпосе. К грандиозности самой картины боя присоединяется глубокий психологический драматизм: по воле злой судьбы, должны биться на смерть два любящих друга, два побратима.
Эпизод этот стилистически — один из самых разработанных и разукрашенных. Это проявляется, между прочим, как в огромном количестве аллитераций в прозаическом повествовании (некоторые из них, особенно в начале саги мы пытались частично передать в нашем переводе), так и в подавляющей массе стихов, которыми пересыпана проза (часть их мы выпустили в переводе). Среди них выделяется прекрасный „плач“ Кухулина над телом мертвого Фердиада.
Текст издан Е. Windisch’eM, „Irische Texte (Extraban d) Die altirische Heldensage Tain bo Cualnge“, Leipz., 1905.
Перевод: А.А. Смирнов; 1929 г.
Стали мужи Ирландии думать, кто бы мог сразиться и выдержать бой с Кухулином завтра поутру. И сказали все, что способен на это лишь Фердиад, сын Дамана, сын Даре, храбрейший герой из рода Домнана. Ибо в битве, в борьбе и в бою они были равны меж собой. У одних воспитательниц обучались они ловким приемам мужества и силы боевой, в школе Скатах, Уатах и Айфе [1]. И не было ни у одного из них никакого преимущества перед другим, если не считать удара рогатым копьем, которым владел Кухулин, взамен чего Фердиад имел роговой панцырь для сраженья и единоборства с противником у брода [2].
Послали вестников и послов за Фердиадом. Но Фердиад отказался, отверг, отослал обратно вестников и послов. Не пошел на их зов Фердиад, ибо он знал, чего хотели пославшие их: чтобы он бился с другом, товарищем, названным братом своим.
Тогда Медб послала друидов, заклинателей и злых певцов к Фердиаду, чтобы они спели ему три цепенящих песни и три злых заклинания и наслали три нарыва на его лицо, — нарывы позора, стыда и поношения, от которых должен был он умереть, если не тотчас, то не позже чем через девять дней, если откажется притти [3]. И Фердиад пошел с ними, ибо легче казалось ему пасть от копья силы, смелости и ловкости боевой, чем от копья позора, стыда и поношения.
Когда прибыл Фердиад, его приняли с честью и приветом, предложили ему приятный, пьянящий напиток, от которого он захмелел и развеселился, и обещали великие дары в награду за предстоящий бой — поединок. Вот что обещали ему: колесницу ценою в четырежды семь рабынь, цветные одежды всех цветов на двенадцать человек, и в обмен на его собственную землю — землю на плодоносной равнине Маг-Ай, свободную от дани и податей, с освобождением от службы и повинностей его самого, его сыновей и всего прямого потомства на вечные времена, а еще — Финдабайр [4] в жены ему и, кроме того, золотую пряжку из плаща Медб.
Заговорила Медб, и Фердиад обменялся с ней такими речами:
Медб
Ты получишь от нас награду великую:
Мою пряжку, землю с полем и лесом
И свободу от службы для всего потомства
С этого дня до конца времен.
О Фердиад, сын Дамана,
Получишь ты превыше желанья!
Отвергнешь ли ты дары мои,
Которые принял бы охотно всякий?
Фердиад
Не приму я даров твоих без поруки [5],
Ибо искусен я в метании копий.
Завтра поутру будет мне тяжко,
Нужда мне будет во всей моей силе!
Жестоко пронзает копье героя,
Носящего имя Пес Кулана!
Грозен его удар боевой,
Страшные раны наносит он!
Медб
Будут даны тебе поручители,
Не придется тебе разыскивать их.
Прекрасные кони с прекрасной сбруей
Будут даны как крепкий залог тебе.
О Фердиад, могучий в битве,
О самый смелый из всех бойцов,
Ты станешь моим любимым героем,
Превыше других, над всеми свободный!
Фердиад
Нет, не пойду я без заложников
В игры страшные играть у брода, —
О их ужасе и мужестве
Память останется до конца времен!
Не пойду я туда, кто б ни звал меня,
Кто бы здесь не стоял передо мною,
Прежде чем ты мне клятву не дашь
Солнцем, луной, землею и морем! [6]
Медб
Что ж тебя заставляет медлить ?
Заключим договор, чтоб ты был доволен!
Дай твою руку, — в нее вложат
Правую руку короли и князья 7.
Того, что дано тебе, мы не отнимем,
Ты все получишь, чего пожелаешь.
Ведь нам известно, что поразишь ты
Мужа, с которым сразишься завтра.
Фердиад
Лишь тогда приму я твои условья,
Если ты дашь мне шесть поручителей,
Прежде чем выйду на этот подвиг
Пред лицом войска, что там собралось,
Если исполнишь ты мою волю, —
Хотя и будет тот бой не равен, —
Я согласен выйти на поединок
Против кровавого Кухулина.
Медб
Пусть то будет Домнан пусть будет Кайрпре,
Или Ниаман, блистающий в битве,
Или кто хочешь из моих бардов, —
Они охотно дадут согласье.
Возьми себе Морана [8] в поручители,
Если таково твое желание,
Возьми себе Кайрпре из Мин-Манана,
Возьми обоих сыновей наших.
Фердиад
О Медб с языком исполненным яда,
Чужда тебе жалость к жениху дочери!
Поистине, ты пастух суровый
В Круахане с могильными рвами! [9]
Вперед же к славе, с дикой силой!
Меня ждет бархат пестрых одежд.
Дай мне золото, дай серебро мне,
Дай мне немедля то, что обещано.
Медб
Не ты ль, герой, наша опора,
Кому отдам я пряжку с кольцом?
Все богатства мира ты так же получишь,
Как эту пряжку, о славный герой!
Что дочери моей Финдабайр,
Королевы западного царства,
Она станет твоей — сдержи свое сердце! —
Лишь поразишь ты Пса Кузнеца.
Таким образом, Медб получила от Фердиада согласие сразиться на следующее утро с шестью воинами-поручителями, если он не захочет биться с КуХулином. И в то же время, Фердиад получил от нее согласие на то, что эти шесть мужей будут поручителями перед ним в том, что Медб обещала ему дать, в случае если Кухулин будет сражен им.
Привели к Фергусу 10 его коней, запрягли их в колесницу его, и он поехал туда, где находился Кухулин, чтоб рассказать ему обо всем этом.
Приветствовал Кухулин Фергуса:
— В добрый час явился ты, господин мой Фергус, — сказал он.
— С доверием принимаю я привет твой, — отвечал ему Фергус. — Но я явился к тебе с целью назвать тебе того, кто завтра утром выйдет на бой с тобой.
— Послушаем тебя, — молвил Кухулин.
— Знай же, — сказал Фергус, — что это друг, товарищ и названный брат твой, муж равный тебе в ловкости, смелости и силе боевой, Фердиад, сын Дамана, сына Даре, храбрейший герой из мужей Домнана!
— Правду сказать, — отвечал Кухулин, — я хотел бы, чтобы не для боя со мной пришел друг мой!
— Потому и явился я, — сказал Фергус, — предупредить тебя, чтобы ты приготовился к бою, ибо не таков, как иные, на этот раз противник твой, Фердиад, сын Дамана, сына Даре!
— На этом месте крепко стою я, — сказал Кухулин, — отражая силу четырех королевств Ирландии, с понедельника начала зимы до начала весны, и за все это время не нашлось бойца, пред которым отступил бы я на шаг; думаю, что не отступлю и перед этим.
После этого Фергус вернулся на стоянку свою, в лагерь мужей Ирландии.
Фердиад вошел в свою палатку и, созвав своих воинов, рассказал им о договоре, заключенном им с Медб. Не веселы были в эту ночь воины Фердиада, но смущены, опечалены и озабочены, ибо они знали, что раз сойдутся в бою два таких героя — крушителя сотен бойцов в сече, то неминуемо должен пасть один из них, если только не оба вместе; и что если суждено одному из двоих пасть, то, думалось им, это скорее будет их господин, ибо не легко было биться с Кухулином.
Крепким сном проспал Фердиад первую часть ночи, но к концу ночи сон бежал от него и хмель, покинул его. И встала пред ним мысль об ожидающем его поединке. Он приказал своему вознице привести коней и запречь в колесницу.
Возница попробовал отговорить его.
— Лучше было бы тебе не выезжать на бой, — сказал он.
— Молчи, мальчик, — отвечал Фердиад,—не тебе судить о наших делах.
Обменялись Фердиад и возница такими речами:
Фердиад
Мы устремляемся на поединок,
Чтобы сразиться с бойцом, что ждет нас.
Скоро мы достигнем славного брода,
Над которым Бодб 11 испустит свой крик.
Ибо я встречу там Кухулина,
Копьем пронжу его малое тело [12],
Тяжелую рану я нанесу ему,
Неминуемо от нее он умрет.
Возница
Лучше б тебе было остаться дома,
Тяжкая опасность грозит тебе.
Одному из двух там плохо придется,
Печально будет расставанье ваше.
Бой с благороднейшим из уладов
Беду великую принесет тебе.
Долгой будет память об этом!
Горе всякому, кто затеял такое!
Фердиад
Не годится то, что ты говоришь,
Не пристало герою трусливым быть.
Не дело для нас нерешительность,
И слова твои не остановят нас.
Не тебе решать, что делать бойцам!
Нынче час настал быть доблестным.
Лучше мужество, чем робость для нас.
Устремимся ж скорей навстречу врагу!
Привели коней Фердиада и запр’ягли их в колесницу; и он устремился на ней к боевому броду, когда день полным светом еще не взошел над ним.
— Эй, мальчик, — сказал Фердиад, — возьми с колесницы одеяла и меха и расстели их здесь для меня, чтобы я проспал сильную дремоту мою, ибо конец этой ночи не спал я от мыслей о бое-поединке.
И возница выпряг коней, разостлал одеяла и меха, и, легши на них, Фердиад крепко уснул.
С Кухулином же в эту ночь было вот что. Он встал не раньше, чем день полным светом озарил его, дабы мужи Ирландии не мо’гли сказать, что страх и боязнь пробудили его. Когда же день засиял полным светом, он приказал своему вознице привести коней и запречь их в колесйицу.
— В добрый час, мальчик, — сказал Кухулин, — запрягай коней, ибо имеет обычай рано вставать герой, идущий на бой с нами, Фердиад, сын Дамана, сына Даре!
— Кони уже приведены и запряжены, — отвечал тот. — Всходи на колесницу, и да не коснется позор твоего оружия!
И тогда герой разящий, свершитель ловких боевых приемов, победоносный в бою, с алым мечом, Кухулин, сын Суалтама, взошел на колесницу. И испустили крик вокруг него демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха [13], ибо племя богини Данан всегда поднимало крик вокруг Кухулина, чтобы еще более увеличить страх, трепет, ужас и содрогание, которые вызывал он в каждом бою, битве, сражении, сече, где только бился он.
Недолго пришлось ждать вознице Фердиада, пока он заслышал нечто. То было гуденье, грохот, гул, гром, шум, треск, стук; гул от сшибанья щитов и ловких ударов копья, звон мечей, шлема, панцыря и иного оружия, сотрясаемого в яростной боевой игре, стон канатов, песнь колес, скрип колесницы, звон подков, а громче всего этого — мощный голос бойца-героя, устремляющегося к броду.
Подошел возничий Фердиада к своему господину и положил руку на его плечо.
— В добрый час, Фердиад, — воскликнул он, — поднимайся! Уже ждут тебя у брода!
И он прибавил:
Я слышу катящуюся колесницу
С прекрасной серебряной дугою.
Лицо великого воина
Высится над жестокой колесницей,
Пересекши Бри-Росс, миновав Бране,
Они несутся по ровной дороге
Мимо дерева Байле-ин-Биле [14].
Победоносно их величье!
То Пес искусный свой бег торопит,
Воин прекрасный, рвущий победу,
То сокол дивный коней устремляет
В сторону юга, нам навстречу.
Как кровь, весь алый—герой кривоглазый [15].
О, нет сомненья, он к нам стремится.
Ведь всем известно, — к чему скрывать? —
Что он несется на битву с нами.
Горе воину; который встретит
На холме высоком дивного Пса!
Скоро год минет, как предсказал я,
Что на нас ринется, в час нежданный,
Этот грозный Пес из Эмайн-Махи,
Этот ярый Пес с разнрцветным ликом,
Пес стерегущий, Пес лютой битвы.
Я слышу его, — и он нас учуял!
— Эй, мальчик, — сказал Фердиад, — почему ты прославляешь этого человека с тех пор как выехал из дома. Чрезмерна твоя похвала ему, и поистине я мог бы разгневаться на тебя. Айлиль и Медб предсказали, что он падет от моей руки. И ради великой награды скоро я раздроблю его. Настал час быть тебе в помощь мне!
Немного времени потратил возница Фердиада, чтобы достигнуть брода. И там он увидел прекрасную колесницу с четырмя осями, несшуюся в стремительном порыве, искусно управляемую, с зеленым пологом, с разукрашенным остовом из тонкого, сухого, длинного, твердого как меч дерева, влекомую двумя конями, быстрыми, резвыми, длинноухими, прыгающими, с чуткими ноздрями, широкой грудью, крутыми бедрами, громадными копытами, тонкими ногами, — сильными, пылкими, стремительными.
Один из коней был серый, с крутыми бедрами, с длинной гривой, делавший короткие прыжки; другой — черный, с вьющимся волосом, длинным шагом и короткой спиною. Подобны соколам, налетающим на добычу, когда дует резкий ветер, подобны порыву бурного ветра, несущегося по равнине в мартовский день, подобны дикому оленю, почуявшему впервые охотничьих псов, были кони Кухулина. Они казались несущимися по пламенным, раскаленным камням, и земля дрожала, трепетала под ними от неистового их бега.
Кухулин достиг брода. Фердиад ожидал его с южной стороны брода, Кухулин стал на северной его стороне.
Приветствовал Фердиад Кухулина:
— В добрый час явился ты, Кухулин! — воскликнул он.
— Правду сказал ты о добром часе, — ответил Кухулин, — лишь про это мгновенье нашей встречи. А дальше нет во мне веры словам твоим. Больше пристало бы, Фердиад, чтоб я приветствовал твой приход, чем ты мой, ибо ты вступил в область и королевство, где стою я! И не очень пристало тебе являться сюда, чтобы нападать и биться со мной, а скорей бы мне пристало напасть и биться с тобой, ибо от тебя идет обида нашим женам, сыновьям и детям, нашим коням и табунам, нашему скоту и стадам!
— Ладно, Кухулин, — молвил Фердиад. — Что за причина тебе биться-сражаться со мной? Когда мы жили вместе у Скатах, Уатах и Айфе, ты прислуживал мне, готовил копья, стелил постель.
— Правда что так, — отвечал Кухулин. — По молодости, по юности своей делал я это для тебя, теперь же дело иное. Нет ныне бойца на свете, которого бы я не мог сразить.
И они стали осыпать друг друга горькими упреками за измену былой дружбе. Обменялись они такими речами:
Фердиад
Что привело тебя, кривоглазый,
На поединок со мной, могучим?
Все тело твое обольется кровью
Над дымящимися конями твоими!
На горе себе ты выехал нынче!
Ты вспыхнешь, как уголь в горящем доме,
Большая нужда в враче у тебя будет,
Если сможешь только до дома добраться!
Кухулин
Я стою впереди молодых воинов,
Как древний вепрь, все крушащий кругом,
Пред войсками, пред сотней бойцов,
Чтоб утопить тебя в этой, воде,
Чтоб в гневе лютом испытать твою мощь
В бою с сотней разных ударов;
Придется тебе понести потерю:
Тебе сниму я голову с плеч.
Фердиад
Здесь найдется, кто раздробит тебя,
Я пришел, чтоб тебя убить.
Тебя ждет сейчас от руки моей
Страшная смерть в кровавой схватке,
Пред лицом героев, что здесь собрались,
Пред лицом уладов, глядящих на бой,
Чтоб должную память сохранили они
О том, как мощь моя сокрушила их силу.
Кухулин
Как же станем мы биться с тобой?
Тела застонут наши от ран.
Что ж, нет нужды, мы с тобой сойдемся
В поединке у этого брода!
Будем ли биться тяжкими мечами
Иль кровавыми остриями копий, —
Сражен ты будешь пред лицом войска,
Ибо настал для этого час.
Фердиад
До захода солнца, до начала ночи,
Раз суждено мне напасть на тебя,
Будем мы биться у горы Бойрхе.
Вдоволь прольется в этой схватке крови!
На криr твой смертный сбегутся улады,
«Он повалил его!» — воскликнут они.
То, что увидят, тяжко им будет,
Не скоро забудут этот горестный вид!
Кухулин
Ты стоишь у гибельной бездны,
Конец твоей жизни уже настал.
Я исторгну ее лезвием меча,
Будут дивиться моему удару.
Будет слава бойцу, что убьет тебя,
Будет долгой о нем людская молва.
Не водить тебе больше воинов в бой
С этого дня до конца времен!
Фердиад
Прочь от меня с твоим предвещанием,
О, величайший болтун на свете!
Не получишь ты ни награды, ни чести,
Не твоему древу вознестись над моим!
Я, что стою здесь, тебя знаю.
У тебя сердце трепетной птицы,
Ты, слабый мальчик, боишься щекотки,
Чужда тебе доблесть, чужда, тебе сила.
Кухулин
Когда мы вместе жили у Скатах,
У нее обучаясь ловкости в битве,
Всюду мы вместе с тобой бродили,
Рядом стояли в каждой схватке.
Всегда для меня ты был другом сердца,
Мне соплеменный, родной по крови.
Еще не встречал я, кто был бы мне дороже
Тяжrим горем будет мне твоя гибель!
Фердиад
Слишком же мало дорожишь ты честью,
Коль предлагаешь отказаться от боя!
Прежде, чем успеет петух прокричать,
Я вздену твою голову на копье мое!
О Кухулин, боец из Куальнге,
Ярое безумье охватило тебя.
Если погибнешь ты от руки моей,
В этом виновен будешь лишь сам!
— О Фердиад, — сказал Кухулин, — не ладно, что вышел ты на бой-поединок за мной, побуждаемый Айлилем и Медб, из за распри, что ведут они с нами. Никто из выходивших на меня доселе не добывал себе ни чести, ни выгоды; и
ты тоже падешь от руки моей.
Еще сказал он Фердиаду, слушавшему его:
Не выходи на, бой со мною,
О Фердиад, сын Дамана!
Исход для тебя печален будет,
Многие гибель твою оплачут.
Идя на меня, ты правду рушишь.
Тебе, смертный, ложе уготовлю я.
Как другие, ты не избегнешь кары, —
Геройских моих боевых ударов.
Сокрушат тебя моя сила и ловкость,
Не спасет тебя роговой твой панцырь.
Девушку, ради которой бьешься,
Не получишь ты, о сын Дамана.
Финдабайр, дочь королевы Медб, —
Хоть прекрасна она лицом своим,
Хоть пленяет тебя ее красота, —
За битву тебе не достанется.
О ней, что ты ждешь в награду за бой,
Вот тебе слово мое правдивое:
Многие были уж ею преданы,
Многие погибли за нее, как ты.
Не нарушай же ты безрассудно
Нашей верности, нашей дружбы,
Не нарушай слова, нас связавшего,
Не иди на меня, о славный герой!
Пятидесяти воинам (о безумные!)
Была уж обещена эта девушка.
Всех пятьдесят уложил в могилу я,
Они изведали правду копья моего.
Могуч был Фербайт, вождь смелых бойцов,—
Одним ударом свалил я его.
Славой великой был украшен Срубдайре, —
Не спасли его ни одежды, ни золото.
Если б мне обещали Финдабайр,
На которую вся страна любуется,
То поверь мне, я не поднял бы
На тебя руку ради красы ее.
— Поистине, Фердиад, — продолжал Кухулин, — не должен был ты вызывать меня на бой-поединок, после того как, живя у Скатах, Уатах и Айфе, мы вместе ходили в каждую битву и сражение, в каждую схватку и боевую затею, в каждый лес и пустыню, в каждую темь и логовище.
И он прибавил:
Мы были названными братьями,
Товарищами в темных лесах,
Мы всегда делили ложе,
Когда спали глубоким сном
После тяжких боев и схваток
Во многих дальних, чудесных странах!
Всегда вместе мы всюду бродили,
Рыскали в каждом лесу опасном,
Обучаясь у Скатах искусству боя!
Отвечал ему Фердиад:
О Кухулин милый, в приемах искусный,
Подвизались мы вместе с ловкостью равной.
Ныне дружбу нашу договор превозмог.
Поделом тебе будут твои первые раны.
Не вспоминай о побратимстве нашем,
О кривоглазый, не поможет тебе это!
Затем он воскликнул:
— Слишком долго медлим мы! С какого оружия начнем мы сегодня, о Кухулин?
— Тебе принадлежит сегодня выбор оружия, — отвечал тот, — ибо ты первый пришел к броду.
— Помнишь ты первые боевые приемы, — спросил Фердиад, — которым мы обучились у Скатах, Уатах и Айфе?
— Конечно, я помню их.
— Если так, начнем с них.
И они приступили к первым приемам боя. Они взяли два равных больших щита, восемь малых щитов с острыми бортами, восемь дротиков, восемь мечей с рукоятками из рыбьего зуба и восемь копий, отделанных рыбьим зубом.
Полетели их дротики и копья вперед и назад, подобно пчелам в ясный день. Не было удара, который не попал бы в цель. Каждый из обоих старался поразить другого, отражая удары противника шишками и бортами щитов; и длилось это от утреннего рассвета до середины дня. Насколько превосходно было нападение, настолько же превосходна была и защита, и ни один из них не мог окровавить другого.
— Бросим эту игру,—сказал Фердиад: — видно, таким путем не решить нам спор.
Они прекратили бой и перекинули свои дротики в руки возниц.
— Каким же оружием станем мы теперь биться?—спросил опять Фердиад.
— Тебе принадлежит выбор, — отвечал Кухулин, —‘ ибо ты первый пришел к броду.
— Если так, то возьмемся за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна.
— Возьмемся за них, — сказал Кухулин.
Они схватили два крепких, равных щита и взялись за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна. Каждый стремился поразить копьем другого, и длилось это от середины дня до захода солнца. И хотя превосходна была защита, еще превосходнее было нападение, и ни один из них не мог окровавить и ранить другого.
— Бросим это, Кухулин, — сказал наконец Фердиад.
— Бросим, — сказал Кухулин, — уже пора.
Они прервали бой и перекинули свое оружие в руки возниц. После этого они подошли друг к другу, обнялись за шею и трижды поцеловались.
Эту ночь их кони провели в одном загоне, и их возницы сошлись у одного костра; из свежего тростника они изготовили два ложа с подушками для раненых героев. Знахари и лекари были присланы к ним, чтобы залечить раны и исцелить их; они наложили травы, лекарственные растения на их раны, язвы, опухоли, больные места, и спели целительные заклинания над ними. И от каждой травки, от каждого лекарственного растения, от каждого заклинания на его раны, язвы, опухоли и больные места, Кухулин пересылал половину через брод, на запад, Фердиаду, чтоб мужи Ирландии не могли потом сказать, если Фердиад падет от его руки, что Кухулин имел избыток лечебной помощи. А от каждой пищи, от каждого вкусного, укрепляющего, хмельного напитка, что доставляли Фердиаду мужи Ирландии, тот пересылал половину через брод, на север, Кухулину, ибо больше людей доставляло пищу Фердиаду, чем Кухулину. Все мужи Ирландии несли пищу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина, а тому носили пищу только люди из Маг-Брега [16], каждую ночь приходившие к нему для беседы.
Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. Надругой день рано утром встали они и снова сошлись у боевого брода.
— За какое оружие возьмемся мы сегодня, Фердиад?—спросил Кухулин.
— Тебе принадлежит выбор, — отвечал Фердиад, — ибо вчера выбирал я.
— Возьмемся же за наши тяжелые, самые большие копья, — сказал Кухулин. — Быть может, прямыми ударами сегодня скорей решим мы спор, чем вчера метаньем. Возьмем коней и запряжем в колесницы: будем вести бой с конями, на колесницах.
— Пусть будет так, — сказал Фердиад.
На этот раз они схватили свои самые широкие и крепкие щиты и взялись за тяжелые, самые большие копья. Каждый из них старался пронзить, прободать, сшибить, повалить другого, и длилось это с утреннего рассвета до начала вечера. Птицы, что слетаются на тела павших воинов, носились вокруг них, стремясь урвать куски тела и крови от ран их, чтоб унести с собою за облака на небо.
Когда приблизился вечер, измучились кони обоих, изнемогли возницы их, истощилась сила самих героев, храбрых бойцов.
— Прервем бой, — сказал Кухулин, — ибо кони наши измучились и возницы изнемогли: не то же ли и с нами?
— Прервем бой,—сказал Фердиад,—уже пора.
Они прекратили бой и перекинули свое оружие в руки возниц. Потом подошли друг к другу, обнялись за шею и трижды поцеловались.
Эту ночь их кони снова провели в одном загоне, и их возницы сошлись у одного костра; из свежего тростника они изготовили /Два ложа для раненых героев. Пришли знахари и лекари, чтобы осмотреть их; оказать им помощь, провести ночь подле них. Так ужасны были их уколы, раны, язвы и повреждения, что ничего иного они не могли сделать для них, как только дать им волшебные напитки и спеть свои заклинания и заговоры, чтобы успокоить их кровь, остановить кровотечение и утолить боль. И от каждого волшебного напитка, от каждого заклинания, от каждого заговора на его раны и язвы, Кухулин половину пересылал через брод, на запад, Фердиаду. А от каждой/пищи, от каждого вкусного, укрепляющего, хмельного напитка, что доставляли Фердиаду мужи Ирландии, тот пересылал половину через брод, на север, Кухулину. Ибо больше людей доставляло пищу Фердиаду. Все мужи Ирландии несли пищу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина, а тому носили пищу только люди из Маг-Брега, каждую ночь приходившие к нему для беседы.
Так провели Кухулин и Фердиад и эту ночь. На третий день утром встали они и снова сошлись у боевого брода. Заметил Кухулин, что плохой вид у Фердиада и что мрачен он.
— Плохой вид у тебя сегодня, Фердиад! — сказал он. — Цвет волос твоих стал блеклым, и взор потускнел; вид, облик и повадка твоя — не прежние.
— Если и так, то не из боязни и страха перед тобой, — отвечал Фердиад, — ибо нет сейчас во всей Ирландии героя, которого я не мог бы сразить.
Горько опечалился и стал сетовать о нем Кухулин.
Вот какими речами обменялись они:
Кухулин
О Фердиад! Каков ты здесь предо мною,
Поистине ты обречен на смерть.
О, зачем ты вышел, побуждаемый женщиной,
На поединок с названным братом?
Фердиад
О Кухулин, питомец мудрости,
Цвет геройства, цвет всего воинства,
Каждый из живущих должен уйти
Под землю, на свое последнее ложе.
Кухулин
Финдабайр, дочь королевы Медб,
Со всей пленяющей красотой ее,
Не из любви тебе обещали,
Но чтоб испытать твою королевскую силу.
Фердиад
Моя сила давно уже испытана,
О Пес, одаренный всеми совершенствами!
О большей смелости, чем моя, не слыхал никто.
Равного себе я не встречал еще.
Кухулин
Ты сам лишь виновен в том, что свершится,
О сын Дамана, сына Даре!
Не должен был итти ты, по воле женщины,
Рубиться мечами с названным братом!
Фердиад
Если б мы разошлись без боя,
Как названные братья, о Пес мой милый,
Плохо было б с моей честью и словом,
Данным мной Айлилю и Медб из Круахана!
Кухулин
Никогда еще не вкушали пищу
И не рождались на этом свете
Король и королева, ради которых
Я бы замыслил на тебя зло.
Фердиад
О Кухулин, славный подвигами,
Это не ты, а Медб нас предала.
Тебе достанется победа и слава,
Наша вина тебя не запятнает.
Кухулин
Мое доброе сердце обливается кровью,
Едва от меня не отлетает жизнь.
Неравен будет, при моих подвигах,
Мой бой с тобою, о Фердиад!
— Довольно тебе оплакивать меня, Кухулин!— сказал Фердиад. — Каким оружием будем мы биться нынче?
—Тебе принадлежит выбор, — отвечал Кухулин, — ибо вчера выбирал я.
— Возьмемся же, — сказал Фердиад, — за наши тяжелые, жестоко разящие мечи: быть может, рубящими ударами мы скорей решим спор, чем колющими, как вчера.
— Возьмемся за них, — сказал Кухулин.
Они схватили два громадных, длинных щита и взялись за тяжелые, жестоко разящие мечи. Каждый из них старался ударить и сшибить, поразить и повалить другого, — и величиной с голову месячного ребенка были куски тела, которые они вырубали из плечей, бедер и лопаток Друг у друга. И так рубились они от утреннего рассвета до начала вечера.
— Прервем бой, Кухулин, — сказал Фердиад.
— Прервем бой, — сказал и Кухулин, — пора.
Они прекратили бой и перекинули свое оружие в руки возниц. Если встреча их была встречей двух радостных, довольных, беспечных, бодрых воинов, то расставанье их было расставаньем двух воинов омраченных, озабоченных, опечаленных. Их кони не провели эту ночь в одном загоне, их возницы не сошлись у одного костра.
Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. На другой день рано утром встал Фердиад и пришел один к боевому броду. Он знал, что настал день решительного боя, в который один из них падет, если не оба. Он надел на себя свой наряд сражений, битв и поединков до прихода Кухулина. Вот каков был его наряд сражений, битв и поединков.
Он надел на свое белое тело шелковые , штаны с многоцветной золотой каймой. Поверх их он надел другие штаны из хорошо вылощенной коричневой кожи. Спереди он прикрепил к ним большой крепкий камень, величиной с мельничный жернов. Поверх этого он надел третью пару штанов, крепких, глубоких, из литого железа, прикрывших большой, крепкий камень величиной с мельничный жернов, — из страха и боязни в этот день перед рогатым копьем Кухулина. На голову же он надел свой шлем сражений, битв и поединков, с гребнем, с сорока самоцветными камнями, прекрасно убранный и отделанный красной эмалью, кристаллами и самоцветными камнями, со светящимися изображениями растений восточного мира.
В правую руку он взял свое разящее копье; с левого боку привесил свой кривой боевой меч с рукояткой и перекладиной из красного золота. На свою крутую спину он возложил большой, прекрасный щит из воловьей кожи, с пятьюдесятью шишками, каждая из которых могла бы вместить изображение вепря, — а в середине была громадная шишка из красного золота.
Снарядившись так, Фердиад начал совершать высоко в воздухе разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которым он доселе ни у кого не обучался, ни у женщины, ни у мужчины, ни у Скатах, ни у Уатах, ни у Айфе: он гам изобрел их в тот день, чтобы совершить их пред лицом Кухулина [17].
Кухулин также пришел к броду и увидел разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которые Фердиад совершал высоко в воздухе.
— Видишь ты, братец мой Лойг, — сказал Кухулин своему вознице, — эти разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которые Фердиад совершает высоко в воздухе? Всеми ими и я сейчас овладею. Если сегодня я начну уступать в бою, ты должен воспламенять меня, понося и браня, дабы усилить ярость и пыл мой. Если же я стану брать верх, ты должен давать советы, восхвалять и поощрять меня, дабы усилить мое мужество.
— Будет исполнено, как ты сказал, мой Кукук [18], — ответил Лойг.
Тогда и Кухулин надел свой наряд сражений, битв и поединков, и принялся совершать высоко в воздухе такие же разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которым он доселе ни у кого не обучался, ни у Скатах, ни у Уатах, ни у Айфе. Увидел это Фердиад и понял, что всеми ими тотчас же может овладеть и Кухулин.
— За какое оружие возьмемся мы нынче, Фердиад? —спросил Кухулин.
— Тебе принадлежит выбор, — отвечал Фердиад.
— Если так, то начнем игру в брод, — сказал Кухулин.
— Начнем игру в брод, — сказал Фердиад.
Хоть Фердиад и сказал так, невесело ему было итти на это, ибо он знал, что Кухулин побеждал каждого героя и воина, бившегося с ним в игре в брод.
Великое дело должно было в этот день совершиться у брода. Два героя, два первых бойца, два колесничных бойца Западного Мира, два блестящих светоча боевого искусства Ирландии, две щедрых десницы, расточавшие милость и награду в Северо-Западном Мире, два вождя доблести Ирландии, два ключа боевой мудрости Ирландии, — шли в бой друг на друга, сойдясь издалека, из за распри, затеянной Айлилем и Медб, из за ков их. И каждый старался победить другого своими приемами, от утреннего рассвета до середины дня.
Когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и они тесно сошлись. Прыгнул Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но Фердиад левым локтем встряхнул свой щит, — и Кухулин отлетел от него, как птица, на свою сторону брода. И снова прыгнул Кухулин со своего края на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но ударом левого колена Фердиад тряхнул щитом своим, — и Кухулин отлетел от него, как маленький ребенок, на свою сторону брода.
Увидел это Лойг.
— Горе тебе! — воскликнул он. — Противник наказал тебя, как милая женщина наказывает малого ребенка! Он вымыл тебя, как в лоханке моют чашки! Он размолол тебя, как мельница мелет доброе зерно! Он рассек тебя, как топор рассекает дуб! Он обвил тебя, как вьюнок обвивает дерево! Он обрушился на тебя, как обрушивается ястреб на малых пташек! Отныне — навеки конец притязаньям и правам твоим на славу и честь боевую, о маленький, бешеный гном!
Тогда в третий раз метнулся Кухулин со скоростью ветра, с быстротой ласточки, с порывом заоблачного дракона, и обрушился на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но снова Фердиад тряхнул своим щитом, и Кухулин отлетел на середину брода, где был он до своего прыжка.
Тогда произошло х Кухулином чудесное искажение его 19: весь он вздулся и расширился, как раздутый пузырь; он стал подобен страшному, грозному, многоцветному, чудесному луку, и рост храброго бойца стал велик, как у фоморов, далеко превосходя рост Фердиада.
Так тесно сошлись бойцы в схватке, что вверху были их головы, внизу ноги, в середине же, за бортами и над шишками щитов, руки. Так тесно сошлись они в схватке, что щиты их лопнули и треснули от бортов к середине. Так тесно сошлись они в схватке, что копья их согнулись, искривились и выщербились. Так тесно сошлись они в схватке, что демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха, испустили крик с бортов их щитов, с рукояток их мечей, с наконечников их копий [20]. Так тесно сошлись они в схватке, что вытеснили поток из его русла, из его пространства, так что в его ложе образовалось достаточно свободного места, чтобы лечь там королю с королевой, и не осталось ни одной капли воды, не считая тех, что два бойца-героя, давя и топча, выжали из почвы. Так тесно сошлись они в схватке, что ирландские кони в страхе запрыгали и сорвались с мест, обезумев, порвали привязи и путы, цепи и веревки, и понеслись на юго-запад, топча женщин и детей, недужных и слабоумных в лагере мужей Ирландии.
Бойцы теперь заиграли лезвиями своих мечей. И было мгновенье, когда Фердиад поразил Кухулина, нанеся ему своим мечом с рукояткой из рыбьего зуба удар, ранивший его, проникший в грудь его, так что кровь Кухулина брызнула на пояс его и брод густо окрасился кровью из тела героя.
Не стерпел Кухулин этих мощных и гибельных ударов Фердиада, прямых и косых. Он велел Лойгу, сыну Риангабара, подать ему рогатое копье. Вот как было оно устроено: оно погружалось в воду и металось двумя пальцами ноги; единое, оно внедрялось в тело тридцатью остриями, и нельзя было вынуть его иначе, как обрезав тело кругом [21].
Заслышал Фердиад речь о рогатом копье и, чтобы защитить низ тела своего, он опустил щит. Тогда Кухулин метнул ладонью дротик в часть тела Фердиада, выступавшую над бортом щита, повыше ошейного края рогового панцыря. Чтобы защитить верх своего тела, Фердиад приподнял щит. Но не кстати была эта защита. Ибо Лойг уже приготовил рогатое копье под водою, и Кухулин, захватив его двумя пальцами ноги, метнул дальним ударом в Фердиада. Пробило кйпье крепкие, глубокие штаны из литого железа, раздробило на-трое добрый камень величиной с мельничный жернов и сквозь одежду вонзилось в тело, наполнив своими остриями каждый член, каждый сустав тела Фердиада.
— Хватит с меня! — воскликнул Фердиад. — Теперь я поражен тобою на-смерть. Но только вот что: сильный удар ты мне нанес пальцами ноги, и не можешь сказать, что я пал от руки твоей.
И еще он прибавил:
О Пес искусный в боевых приемах,
Не должен был ты убивать меня!
На тебя перейдет вина моя,
На тебя теперь моя кровь падет!
Зол жребий того, кто пал в бою,
Кто низвергнут в бездну предательства!
Слаб голос мой, умираю я,
Увы, отлетает уж жизнь моя!
Перебиты ребра мои на-смерть,
Все сердце мое залилось кровью.
Не было мне удачи в бою,
Я поражен тобою, о Пес!
Одним прыжком Кухулин очутился рядом. Обхватив тело обеими руками, он перенес его вместе с оружием, доспехами и одеждой, через брод, чтобы водрузить этот трофей победы на северной стороне брода, не оставив его на южной, среди мужей Ирландии. Он опустил его на землю, но тут, пред челом убитого Фердиада, свет померк в глазах Кухулина, слабость напала на него, и он лишился чувств.
Увидел это Лойг, увидели и мужи Ирландии, и двинулись все, чтобы напасть толпой на него.
— Поднимайся скорей, Кукук! — воскликнул Лойг. — Мужи Ирландии идут на тебя, и это будет уж не поединок, но толпой нападут они на тебя, чтобы отомстить за смерть Фердиада, сына Дамана, сына Даре, сраженного тобой.
— К чему вставать мне, мальчик? — сказал Кухулин. — Вот здесь лежит он, пораженный мною!
И они обменялись речами:
Лойг
Поднимись, о Пес боевой из Эмайн!
Всегда ты должен быть тверд духом.
Ты поразил бойца-Фердиада.
Богом клянусь, тяжел удар твой!
Кухулин
К чему теперь мне вся твердость духа?
Тоска и безумье мной овладели
Пред этой смертью, что причинил я,
Над этим телом, что я сразил.
Лойг
Скорей хвалиться тебе подобает,
Чем убиваться над этой смертью.
Над грозным врагом с копьем кровавым
Теперь ты стонешь, рыдаешь, плачешь!
Кухулин
Пусть бы он отрубил мне ногу,
Пусть бы он отрубил мне руку, —
Все было б лучше, лишь бы остался
Он сам в живых, коней повелитель!
Лойг
То, что случилось, все ж утешней
Девушкам в собраньи Красной Ветви [22], —
Ведь он убит, а ты жив остался.
Не шуткой была ваша схватка смертная.
Кухулин
С того самого дня, как стал я в Куальнге,
На дороге Медб с надменной силой,
Не без славы была кровавая бойня,
Многих бойцов ее перебил я!
Лойг
Не знал ни разу ты сна спокойного
С того дня, как бьешься с вражеской ратью.
Все войско наше — лишь ты один.
Рано ж тебе вставать приходилось!
Принялся Кухулин стонать и оплакивать Фердиада. Говорил он:
— «Горе тебе, о Фердиад, что не спросил ты никого из испытавших подвиги смелости и ловкости моей, прежде чем выйти против меня на бой-поединок!
«Горе тебе, что Лойг, сын Риангабара, не напомнил, в укор тебе, годов обученья нашего в ловкости воинской, годов побратимства!
«Горе тебе, что не внял ты увещаньям мудрого Фергуса!
«Горе тебе, что Конал прекрасный, Победоносный, в боях непобедимый, не помог советом тебе, напомнив годы обученья нашего общего!
«Ибо эти мужи отвели бы твой ум от посольств, пожеланий, свиданий, посулов обманных хитроумных женщин из Коннахта!
«Ибо ведают эти мужи, что не родился еще гот, кто б способен был наносить такие удары великие, тяжкие коннахтам, какие я наношу им,— и никогда не родится!
«Ибо нет мне равного в управленья щитами и тарчами, мечами и копьями, в игре на шахматной доске боевой, в управленья конями иль колесницей!
«Теперь не найдется руки бойца, разящей героев, как их разила рука Фердиада, подобного облаку!
«Теперь не услышать дикого клича Бодб с губами красными, какой испускала она, когда Фердиад пролом совершал в рядах бойцов, {ад грудой щитов!
«Теперь вовек не предложит другому Круахан договора такого, какой заключил он с тобой, о краснолицый сын Дамана!»
Окончив плач свой, Кухулин оторвался от головы Фердиада и сказал:
— О Фердиад, предали и обрекли тебя на гибель мужи Ирландии, побудив на бой-поединок со мной; ибо не легко вести бой-поединок со мной при похищеньи быка из Куальнге.
И он еще прибавил:
О Фердиад, ты пал жертвой вероломства!
Была горькой встреча наша последняя!
Вот, нынче ты мертв, я ж остался жив.
Будет вечной тоска разлуки вечной!
Когда мы были с тобою вместе
Там, у Скатах, Уатах и Айфе,
Казалось нам — во веки веков
Дружбе нашей конца не будет.
Мила мне алость твоя благородная,
Мил твой прекрасный, совершенный образ,
Милы твои очи синие, ясные,
Мила твоя мудрость и речь складная.
Не ходил еще в бой, рассекая кожу,
Не распалялся еще боевым пылом,
Не носил щита на плечах широких
Тебе подобный, о красный сын Дамана!
Никогда не встречал я на поде битвы,
С той поры, как пал единый сын Айфе [23],
Тебе подобного в подвигах ратных, —
Не сыскал я такого о Фердиад, доныне.
Финдабайр, дочь королевы Медб,
Со всею дивною красою своей,
Была для тебя, о Фердиад, не больше,
Чем ветка ивы на холме песчаном!
Кухулин устремил свой взор на тело Фердиада.
— Ну что ж, господин мой Лойг, — сказал он, — раздень Фердиада, сними с него боевой наряд и одежду, чтобы поглядеть нам на пряжку, ради которой он пошел на бой-поединок.
Подошел Лойг к телу Фердиада и раздел его. Он снял с него боевой наряд и одежду, и Кухулин увидел пряжку. Снова начал он стонать и оплакивать Фердиада, говоря такие слова:
Горем стала золотая пряжка,
О Фердиад, повелитель рати,
Ты, наносивший удары тяжкие
Благородной, победоносной дланью!
Венец волос твоих светлых, курчавых
Был так огромен и дивен красой!
Словно лиственный, гибкий пояс
Облекал твой стан, до самой смерти.
О наше милое побратимство!
О зоркий взгляд благородного ока!
Помню щит твой с бортами золотыми, —
Драгоценную доску для шахматных ударов!
Помню запястье из светлого серебра
Вокруг руки благородной твоей,
Помню меч твой, столь превосходный,
И твой пурпурный лик прекрасный
Что ты повержен рукой моею —
Это было неладным делом.
Не был прекрасен наш поединок,
Горем стала золотая пряжка!
— А теперь, господин мой Лойг, — сказал Кухулин, — разрежь тело Фердиада и извлеки из него рогатое копье, — ибо я не могу остаться без моего оружия.
Подошел Лойг к телу Фердиада, разрезал его и извлек из него рогатое копье. Увидел Кухулин свое окровавленное, красное оружие рядом с телом Фердиада и сказал такие слова:
О Фердиад, скорбно наше свиданье!
Вот, вижу тебя кровавым и бледным.
Не смыть крови с моего оружья,
Ты ж распростерт на смертном ложе!
Если б были мы там, в стране восточной,
Как прежде, у Скатах, Уатах и Айфе, —
Не были б белы теперь твои губы
Предо мною, среди оружья.
Наша наставница нас связала
Славною связью союза дружбы,
Дабы не вставали чрез нас раздоры
Меж племенами светлой Ирландии.
Печально утро, это утро марта,
Принесшее смерть сыну Дамана!
Увы, вот пал мой любимый друг,
Алою кровью напоил я его!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитавшимися.
Я — изранен весь, залит кровью алой,
Ты ж не сядешь на колесницу вновь!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитавшимися.
Я — изранен весь, и кровь запеклась,
Ты же мертв совсем, без возврата, навек.
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитавшимися.
Тебя смерть сразила, я же бодр и жив.
Биться в яром бою — вот удел мужей.
— Ну, что ж, Кукук, — сказал Лойг, — уйдем теперь от брода. Слишком долго мы здесь пробыли.
— Да, пойдем, — отвечал Кухулин. — Знай, что игрою, легкой забавой были для меня все бои и поединки, которые я выдержал здесь, по сравнению с боем-поединком с Фердиадом.
И еще сказал он, — таковы его слова:
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
У нас были с ним ученье общее,
Общая мощь и общая щедрость,
Общая милая обучительница,
И он был ее избранником.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Мы равный ужас вселяли в врагах,
Было равным искусство наше в бою.
Дала нам Скатах два равных щита.
Один — Фердиаду, другой же — мне.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
О милый друг, о столп золотой,
Поверженный мной в бою у брода!
О вепрь народов, неистовый вепрь,
Ты был смелее, чем все другие!
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Этот пламенный и свирепый лев,
Буйная волна, грозная как страшный суд.
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Думалось мне, что милый Фердиад
Будет другом мне на веки веков.
Вчера он был как гора велик,
Сегодня — лишь тень осталась его.
Трижды врагов несметные полчища
Я сокрушил рукой своею.
Сколько быков, коней и воинов
Я разметал здесь во все стороны!
Хоть и бесчисленно было воинство,
Что наслал на нас хищный Круахан,
Больше третьей части, с половину их
Умертвил я здесь в игре жестокой.
Не бывал в боях тот сын королевский,
Ирландия грудью не вскормцла того,
Не являлся еще ни с суши, ни с моря,
Кто бы славою мог превзойти меня!
Здесь кончается повесть о смерти Фердиада
Комментарии
1 См. сагу „Сват, к Эмер“.
2 См. прим. 32 к „Сват, к Эмер» и соотв. место в ее тексте — о необычайных боевых приемах, которыми овладел Кухулин, а также и Фердиад, прошедший одну с ним школу. О „рогатом копье“ см. ниже, прим. 21. О гроговом панцыре» Фердиада до нас не дошло никакого разъяснения. Повидимому, значение его не в том, что он роговой, а в том, что Фердиад вообще обладал панцырем, употребления которого Кухулин не знал. Оружие ирландцев было железное и стальное, в более раннюю эпоху бронзовое и, как пережиток старины, даже каменное. Это были главным образом всевозможных видов мечи, копья и щиты, часто пышно разукрашенные. Особенность архаической эпохи — редкое употребление лука и стрел, секиры, пращи, и полное отсутствие шлемов и панцырей, которые вошли в обиход лишь в скандинавскую эпоху.
3 Лучше всего сохранилась в сагах «низшая мифология». Тут мы встречаем несметные полчища духов — «козловидных», «бледноликих» и иных видов, призраков, волшебных существ, одноруких, одноногих и одноглазых, страшных старух-волшебниц, девушек-птиц; Не перечесть всех упоминаемых в сагах чудесных превращений, предсказаний, предзнаменований. Главную роль в магической практике древней Ирландии играли заклинания, как приворотные, так и оградительные, применявшиеся при всяком случае. Сюда же относятся «злые песни», содержащие угрозу наслать всяческие беды, болезни и даже смерть в случае невыполнения требования. К ним приходилось прибегать даже при судопроизводстве: при отсутствии исполнительного аппарата, когда осужденный отказывался подчиниться приговору, не оставалось ничего другого, как спеть против него такую «злую песню». Часто ими пользовались для всякого рода вымогательств. Замечательно, что сила воздействия «злой песни» состояла не только в угрозе, заключенной в ней, но и в некоей моральной принудительности, связанной с нею. Это явствует из тех случаев, когда жертва повиновалась требованию, заведомо обрекавшему ее на смерть.
4 Дочь королевы Медб, которую последняя предлагала в жены каждому из своих бойцов, если бы тот, сразившись с Кухулином, победил его.
5 Т. е. без „заложников» (как в саге „Изгн. сын. Уснеха«), которые поручились бы за Медб в том, что, если Фердиад одержит победу, она выполнит свое обещание. На деле, однако, Фердиад пытается сначала просто отговориться.
6 В ирландских сагах встречаются следы и самого древнего, общекельтского поклонения стихиям и небесным светилам.
7 Она сама и ее муж, король Айлиль.
8 Знаменитый своей мудростью судья. Остальные упоминаемые здесь имена обозначают также различных судей и воинов коннахтских.
9 Столица коннахтов с древнейших времен до 648 г. нашей эры. Королевский дом в ней, согласно преданиям, отличался большой пышностью; так, все окна его были снабжены медными ставнями. Некоторые следы его сохранились поныне в местечке Rathcroghan, в трех милях к северо-западу от деревни Tulsk, в графстве Roscommon.— Эпитет „с могильными рвами» эмоционально характеризует Круахан, враждебный Уладу. Но основанием для него служит то, что подле Круахана, в полумиле к югу от него, находилось одно из самых больших (площадью около 2 акров) и знаменитых в Ирландии кладбищ, остатки которого видны еще сейчас. На нем хоронили до 74 г. нашей эры верховных королей Ирландии, а коннахтских королей еще долгое время и после того. Подле кладбища находится пещера, где якобы обитали всевозможные чудища и самые опасные духи, которые выходили оттуда в ночь под Самайн) и причиняли много зла людям. В ночь под Самайн разверзались волшебные холмы, и тогда то обитатели их, сиды, вступали чаще всего в общение с людьми. Церковь, в старину охотно приспособлявшая языческие верования и обряды к своим целям, связала праздник Самайн с христианским «днем всех усопших», который приходится на 1-е ноября.
10 См. сагу „Изгн. сын. Уснеха«. Фергус продолжает питать добрые чувства к многим уладам, и более всего—к Кухулину.
11 Богиня войны.
12 Либо выражение презрения к врагу, либо отголосок архаического представления о Кухулине. Образ Кухулина имеет, по всей вероятности,
историческую основу, рано обросшую мифическими элементами. В нем проступают архаические, быть может туземные (пиктские) черты. Наряду с описаниями величавой внешности и красоты Кухулина, от лица которого исходит такой блеск, что взору трудно выдержать его он нередко изображается в сагах как «маленький, невзрачный человечек, смуглый и с темными волосами»: это уже не кельтский тип (похожий на древне-германский), а скорее пиктский, близкий к иберийскому.
13 См. прим. 3.
14 Все эти местности находятся около брода Куальнге, частью в графстве Monaghan, частью в графстве Louth, в южной области древнего Улада, неподалеку от восточного побережья.
15 Намек на чудесное искажение, которому подвергался Кухулин, когда приходил в боевую ярость (см. прим. 24 к „Сват, к Эмер«).
16 Прилегающая с востока к месту боя область Улада.
17 О „боевых приемах» см. „Сват, к Эмер» прим. 32.
18 Ласкательная форма имени Кухулина, в которой, быть может, проглядывает тотемическая основа его прозвища. Форма первоначального имени его — Сетанта — во всяком случае не ирландская. Что касается вытеснившего ее прозвища — Кухулин, — то и тут весьма вероятно, что объясняющее его сказание есть позднейшее осмысление, за которым скрывается нечто иное. Была высказана остроумная догадка, что оно тотемического происхождения и что в нем заключено международное звукоподражательное имя кукушки. В подтверждение этой гипотезы можно было бы привести сагу о рождении Кухулина, где он оказывается вскормленным в чужом доме (подброшенным в чужое гнездо), при чем перед моментом его рождения появляются таинственные птицы.
19 См. прим 24 к „Сват, к Эмер«.
20 См. прим. 3.
21 Многое в устройстве этого копья и в способе пользования им неясно. Самый перевод его имени (gae-m-bolga, букв, „копье-мешок»?—или же „копье из местности Болг»?) гадателен. Ясно лишь то, что оно имело несколько острых концов и металось ногою (часто, как в данном случае, под водой), так что противник не мог уловить ни направления, ни момента удара.
22 Название пиршественного зала короля Конхобара,— см. „Сват к Эмер«.
23 См. „Сват, к Эмер«. В перипетиях опасного сватовства ему пришлось побывать в Шотландии, где он обучился всем тонкостям военного мастерства. Мимолетно слюбился он там с богатыршей Айфе, которая родила ему сына, Конлайха. Когда тот подрос, он отправился в Ирландию разыскивать своего отца. Они встретились, сразились (подобно Рустему с Зорабом или Илье Муромцу с Сокольничком), не признав друг друга, — и сын Кухулина пал от его руки.
